Время мира

Если исключить значительной важности каботаж, справлявшийся с перевозкой ньюкаслского угля и тяжеловесных грузов, обращение товаров, которое до прорытия каналов могло использовать лишь судоходные отрезки рек, происходило главным образом по дорогам; осуществлялось оно посредством повозок, вьючных лошадей и даже на спинах бесчисленных торговцев вразнос²⁹⁵. И все это движение сливалось воедино, приближаясь к Лондону, и снова распылялось на выходах из Лондона. Вне сомнения, «манчестерцы, ежели оставить в стороне их богатство, суть в таком случае своего рода торговцы вразнос, повсюду доставляющие свои товары сами [обходясь без посредника], дабы передать их лавочникам, как то делают ныне также и мануфактурщики Йоркшира и Ковентри»²⁹⁶. Но около 1720 г., в эпоху, описываемую Дефо, такие прямые связи производителя с провинциальным перекупщиком были фактом новым, который пересечет и усложнит вскоре связи обычных кругооборотов. Обычно, говорит Дефо, изготовленный продукт, будучи завершен производством в том или ином отдаленном от Лондона графстве, отправлялся в Лондон к комиссионеру (

factor) или смотрителю товарного склада (warehouse keeper) и последний будет его продавать либо лондонскому лавочнику для розничной продажи, либо купцу (merchant

) — экспортеру, либо же оптовику, который этот продукт перераспределит для продажи в розницу в различных районах Англии. Таким образом, собственник овец, продававший шерсть, и лавочник, который продавал сукна, «суть первый и последний торговцы (tradesmen), кои вовлечены в сей процесс. И чем более рук будет попутно использовано для изготовления, перевозки или продажи изделия, тем лучше будет для общественного богатства нации, ибо занятость народа есть великая и главная выгода нации» («public stock of the nation because the employment of the people is the great and main benefit of the nation») ²⁹⁷. И Даниэль Дефо — как если бы его читатель не вполне еще понял преимущества рыночной экономики — распределительницы труда, а значит, и работы по найму — возвращается назад и берет пример: пример штуки

простого сукна (broad cloth), изготовленной в Уорминстере, в Уилтшире. Изготовитель (clothier) отправляет ее с перевозчиком (carrier

) в Лондон, к мистеру А, комиссионеру в Блэкуэлл-холле, на которого возлагается ее продажа. Названный комиссионер продает ее мистеру В, оптовику (woolen draper), уполномоченному сукно перепродать, который его отправит сухим путем мистеру С, лавочнику в Нортхемптоне. Последний распродаст сукно в розницу отрезами тем-то и тем-то деревенским джентльменам. Наконец, именно эти перевозки в Лондон, и обратно, из Лондона, образовывали главное и формирующее членение английского рынка. Ибо все товары, включая и импортные изделия, циркулировали таким образом по английским дорогам, более оживленным, чем дороги европейские, утверждает Даниэль Дефо. Повсюду, в мельчайших городишках, даже в деревнях, «никто ныне не довольствуется местными мануфактурами. Все желают изделий отовсюду из других стран»²⁹⁸ — английских тканей из других провинций и тканей индийских, чая, сахара… Нет никакого сомнения: английский рынок предстает перед нами как живое единство с начала XVIII в., следовательно, очень рано. Притом как раз в первой четверти этого столетия были произведены громадные (понятно, относительно) капиталовложения, увеличившие до 1160 миль судоходную речную сеть и сделавшие большую часть страны доступной для водных перевозок на расстояние самое большее 15 миль²⁹⁹. И не придется удивляться, что сухопутные дороги последовали за этим процессом. Дефо говорил в 1720 г. о непроходимых в зимнее время дорогах в прошедшем времени³⁰⁰—скажем, непроезжих для повозок, потому что вьючные животные в XVII в. двигались по ним в любое время года. Еще меньше придется дивиться тому, что быстро организовывались, пренебрегая всякой официальной регламентацией, рынки, которые складировали, продавали и перепродавали товары; что посредники зачастую даже нё видели товаров, которыми торговали, — а это почти что доказательство совершенства [механизма]. К середине [XVIII] века на хлебном рынке в Лондоне господствовало полтора десятка комиссионеров, которые при случае не колебались помещать свое зерно в пакгаузы в Амстердаме, где содержание на складах было менее дорогим, чем в Англии (стоимость его варьировала вместе с уровнем денежного курса). Еще одно преимущество: за вывозимое зерно выплачивалась установленная английским правительством экспортная премия, а если в Англии возникала нехватка хлеба, зерно туда возвращалось без уплаты какой бы то ни было пошлины при ввозе³⁰¹. Все это указывает на возраставшую усложненность внутреннего рынка на протяжении XVIII в.