Время-не-ждет

Even the Indians did not travel at such low temperatures, and theirs was the wisdom of thousands of generations; yet here was this Daylight, from the soft Southland, harder than they, laughing at their fears, and swinging along the trail ten and twelve hours a day.	Даже индейцы не пускаются в путь, когда стоит такой мороз, хотя они владеют мудростью, унаследованной от тысяч минувших поколений; а этот Харниш, пришелец с изнеженного Юга, - он и сильнее их и крепче; он смеется над их страхами и как ни в чем не бывало идет по тропе и десять и двенадцать часов в сутки.
And this Daylight thought that he could keep up a day's pace of thirty-three miles for sixty days!	Но напрасно он думает, что можно делать по тридцать три мили в течение шестидесяти дней.
Wait till a fresh fall of snow came down, or they struck the unbroken trail or the rotten rim-ice that fringed open water.	Вот повалит снег, или придется прокладывать тропу, или они наткнутся на непрочный лед вокруг полыньи - тогда увидит!
In the meantime Kama kept the pace, never grumbling, never shirking.	А пока что Кама трудился наравне с Харнишем, не жалуясь, не увиливая от дела.
Sixty-five degrees below zero is very cold.	Когда градусник показывает шестьдесят пять ниже нуля, - это очень сильный мороз.
Since water freezes at thirty-two above, sixty-five below meant ninety-seven degrees below freezing-point.	Ведь точка замерзания воды по Фаренгейту -тридцать два градуса выше нуля; значит, шестьдесят пять градусов ниже нуля - это девяносто семь градусов мороза.
Some idea of the significance of this may be gained by conceiving of an equal difference of temperature in the opposite direction.	Что это значит, можно понять, если вместо мороза вообразить себе жару.
One hundred and twenty-nine on the thermometer constitutes a very hot day, yet such a temperature is but ninety-seven degrees above freezing.	Сто двадцать девять выше нуля - это очень жаркая погода, но это всего только девяносто семь, а не сто двадцать девять градусов тепла.
Double this difference, and possibly some slight conception may be gained of the cold through which Kama and Daylight travelled between dark and dark and through the dark.	Если вникнуть в то, что при низкой температуре тридцать два градуса не вычитаются, а прибавляются, можно составить себе понятие о том, в какой трескучий мороз Кама и Харниш путешествовали от темна до темна и в самую тьму.
Kama froze the skin on his cheek-bones, despite frequent rubbings, and the flesh turned black and sore.	Кама отморозил щеки, сколько ни растирал их, и они покрылись черными язвами.
Also he slightly froze the edges of his lung-tissues-a dangerous thing, and the basic reason why a man should not unduly exert himself in the open at sixty-five below.	К тому же ему морозом прихватило верхушки легких, что уже не шутка, - именно эта опасность прежде всего грозит тому, кто надрывается под открытым небом при шестидесяти пяти градусах ниже нуля.
But Kama never complained, and Daylight was a furnace of heat, sleeping as warmly under his six pounds of rabbit skins as the other did under twelve pounds.	Но Кама не жаловался, а Харниша никакой мороз не брал, и ночью ему было так же тепло под шестью фунтами заячьего меха, как Каме под двенадцатью.
On the second night, fifty more miles to the good, they camped in the vicinity of the boundary between Alaska and the Northwest Territory.	На вторую ночь пути, покрыв за день пятьдесят миль, они расположились подле канадской границы.