Время перемен

Так выяснилось, что «окровавленный бердыш» является эмблемой малозначительной партии «Славянская старина», зарегистрированной два года назад в Томске, но базирующейся в Санкт-Петербурге. Музыкальный клуб «Орфей» один из лидеров «Старины» приобрел десять месяцев назад. В дни, когда здесь не проводилось партийных мероприятий, клуб работал в режиме «открытого доступа». Часть публики — «бердыши», часть — случайные посетители. Охранники, соответственно, тоже были «партийными». Этих сразу увезли на Мещанскую — на «глубинное потрошение». Сроки им светили немалые, равно как и замешанным в инциденте полицейским. Всё это были пешки, но и фигурам покрупнее тоже непоздоровится. Поскольку никто из лидеров «Старины» не обладал специальными привилегиями, Сучков распорядился задержать всех, произвести обыски в офисах партии и на квартирах ее основоположников. Поднаторевший в работе с сектами Иван работал жестко и быстро, помня, что уничтожение материальных улик — дело нескольких часов, а информационные базы вообще подчищаются мгновенно.

— В голове не укладывается, — проговорил Артём. — Такое — в Санкт-Петербурге. Под боком у Государя! А если бы на моем месте оказался обычный гражданин?

— Его, скорее всего, осудили бы, — сказал Иван. — А преступники остались бы на свободе. Возможно, такое уже имело место: мы это выясним. Но это — единичные случаи. Можно купить пару рядовых полицейских, но не Департамент общественной безопасности.

— Когда мы с тобой учились, никто и подумать не мог, что полицейского вообще можно купить, — заметил Грива.

— Да, — согласился подполковник. — Тенденция неприятная. Но ожидаемая. Чем спокойнее мы живем, тем мягче становятся карательные органы. Согласись, нынешний наш Государь, да благословит его Бог, куда либеральнее своего батюшки. Ты, кстати, можешь идти и веселиться.

— Я мог бы помочь…

— Спасибо, брат, мы и сами как-нибудь справимся! — Сучков похлопал Артёма по руке. — Ты же на отдыхе — вот и отдыхай. Тем более у меня выпускной балл на три пункта выше, чем у тебя, не забыл?

— Ошибка компьютера, — немедленно отреагировал Грива.

Оба рассмеялись.

— Иди, — сказал Иван. — Я скажу ребятам, чтобы тебя в центр подбросили. На нашей вертушке. Тебе куда надо?

— К Летнему саду.

— Лады. Веселись, а завтра, часиком к двенадцати — ко мне, на Мещанскую. Я за тобой вертушку пришлю.

— Ты же в Махачкалу улетаешь? — удивился Грива.

— Уже нет, — ответил Сучков. — Я подумал — и решил сам эту «Старину» раскручивать. Есть у меня чувство: далеко ниточка потянется, моему заму не удержать.

— А кто у тебя зам?

— Ты не знаешь. Он не из наших. Из киевской Школы.

— Понятно. Ладно, до завтра.

У входа Гриву остановил Жареный. Такой длиннющий, что Грива сразу его вспомнил: Жареный пять лет был бессменным капитаном баскетбольной команды.

— Сударь! От лица Департамента общественной безопасности приношу вам свои извинения!

— Принимаю, — серьезно ответил Артём. — Можете рассчитывать на мою помощь, господин подполковник! Правда, Валер, если что нужно — скажи.

— Благодарю вас, сударь! — Жареный коснулся пальцами края фуражки. — Вон ваша вертушка, сударь! Счастливо отдохнуть, Артём!

Глава тринадцатая

КРИВАЯ САМОУБИЙСТВ

Артём Грива

На следующий день я сидел у Ивана в кабинете и от нечего делать изучал сводку происшествий. Строго говоря, права на просмотр у меня не было. Сейчас, будучи представителем крупнейшей международной спецслужбы, я не имел российского допуска даже на уровень ДСП. Вот когда я работал в Управлении Контроля внештатных ситуаций, у меня была нулевка по Управлению, единичка по всему Департаменту внешней разведки и двойка — по базам прочих Департаментов. Это потому, что каждый Департамент традиционно оберегает свои базы данных от прочих российских спецслужб: установка, заложенная еще Кондратьевым. Взаимный контроль и жесткая конкурентная борьба. Правда, в теперешние времена свирепости в отношениях спецслужб поубавилось. Соперничество из реальной борьбы превратилось в подобие спорта, поскольку на ключевых постах Департаментов сплошь и рядом сидели выпускники-«односкамеечники», для которых только Россия и Государь были выше школьной дружбы. Да и в самом деле, неужели я стал бы рыть компромат на Ваньку Сучкова? Или он — на меня? Мы еще в своем уме.

— Ванька, — сказал я. — Ты кривую самоубийств за последний год прописывал?

— Почему — кривую? — рассеянно спросил Сучков. По его дисплею на предельной скорости «прокатывалась» информация, и чтение требовало максимум внимания.

— Потому что наблюдается явная тенденция к росту. Причем в геометрической прогрессии. По текущему кварталу уже сто сорок два.

— Да ты что? — Ваня заблокировал экран и повернулся ко мне.

— Сам смотри, — я продемонстрировал ему график. — В позапрошлом квартале — восемнадцать, в прошлом шестьдесят четыре, а в этом сто сорок два.

Ванька глянул… и вздохнул с облегчением, даже засмеялся.

— Это же попытки, — сказал он. — Реально — всего восемь трупов.