Время великих реформ

Mais Vous sentez que pour cela il faudrait le secret le plus complet, et une dose е́gale de bonne volontе́ de tous les côtе́s. Mais je crois que si nous pouvions parvenir à nous entendre à trois, nous pouvons nous passer du consentement des autres. L’Autriche par exemple n’y consentirait jamais, et je ne me cache pas le moins du monde que le plus difficile sera d’engager l’Angleterre d’у entrer franchement, mais j’espère pourtant у rе́ussir.

Nous avons avec l’Angleterre trop d’intе́rêts communs, nous pouvons nous être extrêmement utiles en agissant ensemble, et extrêmement nuisibles en agissant l’un contre l’autre, pour ne pas tâcher de nous entendre [122]. В этом смысле он долго говорил, так что сущность всего его мнения выходит: желание тройственного соглашения (я не говорю союза, потому что он не хочет ничего письменного) для того, чтоб, не ссорясь, приготовиться к разрешению многих неразрешенных вопросов теперешней Европы.

В Фонтенбло в последний день 2/14 Мая, он пришел ко мне в комнату и имел еще один длинный разговор со мною, в котором он эту мысль все яснее и яснее развивал. Говорил опять о Венском договоре 1815 года [123]

, которому надо быть благодарным, потому что он дал Европе 40 лет мира.

Но что с тех пор он во многом изменился, и что осталось много неразрешенных опасных вопросов. Что если об них не думать, к ним заблаговременно не приготовиться, а напротив, их все отдалять, как до сих пор делали, под предлогом их опасности, то чрез это именно опасность увеличивается.

Рано ли, поздно ли они все-таки потребуют разрешения, и дабы в эту минуту не рассориться из-за пустяков и не подвергаться опасности войны без настоящей цели, как была последняя война, лучше regarder le danger en face [124] и согласиться, как тогда действовать. Для этого согласия лучше быть троим сильным, чем многим, потому что эти три, раз согласившись, в состоянии заставить всех других плясать по своей дудке.

Опять повторяю, разговоры эти были так длинны и разнообразны, что невозможно их передать в их последовательности, и я тут собрал только их сущность. Когда, Бог даст, я к Вам ворочусь, я буду в состоянии гораздо больше пересказать изустно. Прибавлю здесь только еще несколько отдельных его выражений и мыслей, которые мне показались довольно замечательны.

Так, говоря про Турцию, он раз сказал: Il faut pourtant avouer que c’est une honte

, qu’en plein 19 ème siècle il existe encore en Europe, au milieu des peuples civilisе́s, un gouvernement aussi barbare, aussi misе́rable que ce gouvernement turc, que l’oppression des chrе́tiens est toujours la même!

Et encore plus que deux Etats chrе́tiens, la France et l’Angleterre ont combattu côte à côte avec ces Turcs, et pour eux, contre un gouvernement chrе́tien, avec ces mêmes infidèles, contre lesquels toute la chrе́tientе́ avait regardе́ comme son devoir de combattre pendant des siècles!

Je pense souvent, à quoi au fond cela nous a-t-il servi que Sе́bastopol n’existe plus? Est-ce que cela nous a rendu plus heureux, plus riches? Cela a-t-il avancе́ en quoique ce fût la solution de la question d’Orient?! [125] – Я нахожу, что эти две мысли, высказанные им в пылу откровенного разговора, довольно замечательны, чтоб быть записанными.

Окончательно мне остается прибавить еще только одно, что он несколько раз просил хранить об всем этом самую строгую и непроницаемую тайну, отнюдь не давая этого в руки обыкновенной дипломатии, dans laquelle les indiscrе́tions sont toujours à craindre, et de ne le rе́server qu’à des communications directes [126]. Много было частных подробностей в этих разговорах, которые невозможно написать, а удобнее рассказать изустно, но сущность вся всецело тут находится.

№ 10. Александр II – Константину Николаевичу

Ц[арское] С[ело] 11/23 Мая 1857.

Несколько слов только, любезный Костя, чтобы поблагодарить тебя за твои интересные письма из Парижа. К крайнему моему удивлению, как кажется, твое там пребывание оставило во всех отношениях самое лучшее впечатление. Надеюсь того же и от Осборна [127].

Здесь у нас все благополучно. Мари, благодаря Бога, совершенно поправляется, но доктора посылают ее в Кисинген, куда и я настроен ее проводить, с тем чтобы воротиться морем чрез Штетин к 15/27 Июля. Мы полагаем отправиться отсюда морем же 16-го/28 Июня чрез Киль и оттуда через Дармштадт прямо к Мама́ в Вильбад на 2 дня, а потом тотчас в Кисинген. Никола завтра пускается в путь, дай Бог, ему благополучно доехать до Ганновера. Не могу тебе выразить, как мы им были во все время довольны, и признаюсь, мы с прискорбием с ним расстаемся, но одно нас утешает – это ваша радость при свидании с ним. Обними его за меня, равно и милую Санни и скажи ей, что я ее душевно благодарю за милое письмо.

Итак, до скорого свидания, ожидаю тебя с нетерпением, а покуда обнимаю также от всего сердца.

А.

Про несносное дело Анненковой решу, как с тобою увидимся.

№ 11. Константин Николаевич – Александру II