Время волков

Мы вышли и принялись осматривать корабли неприятеля, находящиеся еще далеко. Достав из сумки, крепящейся у седла, монокуляр, я предложил его Грану и де Молю, бывшему графу, теперь маркизу, женившемуся на маркизе де Тромер, симпатичной молоденькой девчонке из одного из древнейших родов королевства. Они долго рассматривали море и остатки флота, передавая друг другу подзорную трубу, и улыбались.

– Как, вы говорите, это называется? – проговорил де Моль.

– Монокуляр, или подзорная труба, – ответил я.

– Отличная вещь, эх, нам бы такие, – с завистью сказал он, отдавая монокуляр мне. В монокуляр было видно, как на кораблях рубят поломанные мачты, на оставшиеся ставят запасные паруса и пытаются править к берегу. На других, спустив несколько шлюпок и привязав к ним канаты, тащили корабли на буксире. Но все направлялись к берегу. В том месте, куда они правили, можно было подойти вплотную к невысокой скальной гряде и высадиться. Но сразу это сделать могли только три корабля, так что высаживаться будут не менее суток, может даже более.

А со стороны океана наползала и наползала тьма, на душе становилось неуютно и тревожно. Время еще не подобралось к обеду, а вокруг были сумерки. А там, в стороне, эту тьму прорезали всполохи огромных молний, будто работал огромный сварочный аппарат. Ну это по моему определению, а что думали в это время мои напарники – не знаю.

– Господа, становится очень неуютно, давайте пройдем в мою палатку и выпьем немного вина, – предложил коннетабль. И мы прошли в палатку, согласившись с его предложением. Немного выпив и переговорив по поводу изменения планов кампании, разошлись, решив детально наметить действия после высадки неприятеля.

Придя к себе, я приказал лейтенанту увеличить количество часовых и уменьшить им время несения охраны, чтобы исключить всякие неожиданности. А сам завалился на походную кровать и принялся бездельничать, погрузившись в воспоминания о доме, супруге и детях.

Следующий день мы наблюдали за выгрузкой неприятеля. Воины сбегали со сходней, нервно оглядываясь, и под криками сержантов одни принимались устраивать лагерь, другие выгружали припасы, палатки и другие вещи. Оставив не более тысячи копейщиков, а за их спиной пушки и моих штуцерников, коннетабль расположил остальных за холмами, при этом так, чтобы ударить с двух сторон. Все-таки умный он мужик, правильно угадал, где расположится противник, до него было всего метров восемьсот.

Выгрузка шла уже вторые сутки, мы с коннетаблем и маркизом расположились на одном из холмов, чтобы видеть, что происходит у противника. А происходило там много чего интересного. Некоторые из воинов, сбившись в небольшие отряды, человек по пять-десять, попытались дезертировать, их поймали и отрубили головы перед строем. На время все притихло, но не остановило горячие головы, и некоторые все равно пытались бежать, и им это удавалось, правда их перехватывали наши патрули. Высадившиеся с кораблей клялись и божились, что их насильно мобилизовали, утверждали, что таких в войске большинство, но были, конечно, и такие, которые сами пошли пограбить, правда таких было мало.

Ночью я и мои воины перетащили пушки к лагерю неприятеля, стараясь не шуметь, а утром, едва забрежжил рассвет, мы выпалили вначале гранатами, а когда лагерь проснулся и начал метаться, ударили картечью. В какой-то мере это можно было назвать избиением. Хотя, конечно, двадцать пушек на двадцать тысяч неприятеля – это ничто. Но неприятель деморализован произошедшим на море, а тут среди ночи происходит непонятно что: куда бежать и что делать – не ясно, от командиров нет никаких команд, стоит ор и грохот. Стреляли, пока совсем не рассвело, а потом в атаку пошли копейщики и меченосцы, а с другой стороны ударили конники маркиза. Тем не менее было не так все просто, неприятель все-таки смог организовать отпор.

Как выяснилось позже, рыцари Урху, понимая, что им терять нечего, уж очень много висит на них грехов, все-таки смогли собрать людей и ударить навстречу. И полилась кровь уже с обеих сторон. Все-таки их было еще много, местами они даже принялись теснить наше ополчение. Я, конечно, ни сам не полез, ни своих не пустил в драку, коты тоже сидели у ног, и у них трепетали ноздри, чувствуя запах крови, они изредка порыкивали. «Пусть сидят, – думал я, – там есть кому воевать и без нас». Но чувствовал я, что еще немного, и ополчение может дрогнуть и даже побежать, тогда, конечно, придется и пострелять, и мечом помахать.

Вдруг из-за далекого холма вылетели какие-то всадники, непонятно на чем, и понеслись в сторону схватки. Я приложился к монокуляру и разглядел людей, одетых в шкуры длинным мехом вверх и сидящих на больших буйволах с большими рогами, было их, на первый взгляд, пара тысяч. Я с удивлением смотрел, как они врезались в строй нашего неприятеля и начали крушить его. Что было интересно, быки не оставались равнодушными: они кололи рогами противника и топтали его ногами. Даже мне был слышен вопль ужаса, раздававшийся в лагере врага.