Все дороги ведут к тебе

Он гладил меня по волосам, затем по щекам, снова и снова, а когда коснулся лица, у меня брызнули слезы. Они сочились сквозь его пальцы, текли по тыльной стороне ладоней… Долгие разговоры с психотерапевтом дали результат: плотину прорвало. Но с ним все было по-другому.

– Я так злюсь, Роудс! На все: на мир, на бога, на себя, а иногда даже на нее. Зачем она вообще пошла в этот чертов поход? Ведь могла бы пройти по запланированному маршруту! Почему не подождала меня? Я бы составила ей компанию! Я ненавижу злиться и ненавижу грустить, но ничего не могу с собой поделать. В голове просто кавардак, – протараторила я, беря его за руку и стискивая ее. – И в то же время я так рада, что она нашлась! Но я скучаю по ней и снова чувствую себя виноватой. Из-за всего того, что я тут устроила… Хотя я понимаю, что стыдиться тут нечего. И что случившееся не моя вина, но все равно… больно. По-прежнему. И всегда будет больно. Я знаю. Так должно быть. Потому что невозможно любить, потом потерять – и дальше жить как ни в чем не бывало. И еще я думаю: знала ли она? Знала ли, как сильно я ее люблю? И знает ли, как сильно по ней скучаю? Как жалею, что ее нет рядом? Знает ли, что моя жизнь в основном наладилась? Что люди, у которых я жила, меня любили и заботились обо мне? Или она переживала о том, что со мной будет? Надеюсь, она знает, что все закончилось хорошо, потому что мне невыносимо думать, что она переживала.

Мой голос снова дрогнул, речь стала бессвязной, слова звучали неразборчиво. Слезы орошали руку, которая по-прежнему касалась моей щеки.

Роудс взял меня за подбородок и посмотрел своими невероятными серыми глазами. Когда я попыталась его опустить, он не позволил. В нем ощущалась такая сосредоточенность, такое напряжение, точно он не оставлял мне возможности неверного истолкования.

– Не стану утверждать наверняка, но если в юности ты была такой же, как сейчас, то она, безусловно, знала, как ты к ней относишься. И твоя любовь освещала ее жизнь, – прошептал он хриплым голосом.

Я тяжело сглотнула и, ослабев, поникла, прижалась лицом к его плечу. А Роудс – чудесный, чудесный Роудс! – легко-легко подхватил меня, обняв одной рукой за спину, а другой – за бок, и усадил к себе на колени.

– Грустить нормально. И злиться – тоже.

Я прижалась носом к его шее. Кожа была мягкой.

– Бывший обижался, когда я была в плохом настроении. Когда накатывала печаль. Он говорил, что я достаточно натерпелась и мама не одобрила бы моего уныния, – и от этого становилось еще хуже. Обычно я держу хвост пистолетом, но иногда накатывает просто на пустом месте. Я хочу жить, хочу быть счастливой, но я скучаю по ней. Мне ее не хватает…

Большая рука обхватила меня за бедро, и я почувствовала, как ровно бьется его сердце.

– Вроде бы мы уже решили, что твой бывший – кретин, – пробормотал Роудс. – Надеюсь, после моей смерти найдется тот, кто будет скучать по мне до конца своих дней.

Он меня убил! На самом деле. Я фыркнула, еще глубже зарываясь в тепло его тела.

– Мой пес Блинчик умер несколько лет назад, и я до сих пор не могу спокойно думать о нем. Говорю себе, что не смогу взять другую собаку, потому что мало бываю дома. Но – между нами – мне в первую очередь кажется, что это будет предательством по отношению к нему. – Он прижал меня еще теснее и коснулся губами моего лба. – Скрывать печаль от меня тебе не придется никогда.

Я ощутила укол в сердце: это было и больно, и чудно.

– Тебе тоже. Мне жаль Блинчика! Это он на фотографии, которую я тебе подарила? Уверена, он был замечательным псом! Я бы хотела посмотреть другие его фотографии, если покажешь.

Голос Роудса стал напряженным.

– Да, он был замечательным. Я покажу.

Я прижалась теснее и, пусть не сразу, нашла нужные слова:

– Мама хотела бы, чтобы я была счастлива. Я уверена в этом. Она бы сказала: «Ты же знаешь, что я не хотела тебя бросить. Не трать время на переживания и живи полной жизнью!» В глубине души я знаю, что это несчастный случай и я не в силах все изменить. И я уже счастлива там, где я есть. Просто тяжело…

– Эй! – сказал он. – То ты беркутов, как цыплят, хватаешь, а то визжишь при виде безобидных летучих мышек. Ты мне всякая нравишься, ангел! Во всех своих проявлениях.

Из моего горла вырвался хрип, в котором были и смех, и боль. А объятие Роудса стало еще крепче.

Я обняла его в ответ.

– Просто… Я действительно хочу… Надеюсь, она знает, как сильно я ее люблю. Как жалею о том, что ее нет рядом. А еще, если всему этому суждено было случиться… Я рада, что из-за этого оказалась здесь. – Мои пальцы сомкнулись на его руке. – Я рада, что я здесь, Роудс! Я рада, что ты есть в моей жизни. Спасибо за то, что так добр ко мне!

Он погладил меня по волосам. Я ощущала его пульс щекой и едва расслышала слова:

– В любое время, когда тебе понадоблюсь, я буду рядом.

Я прижалась к нему и понизила голос:

– Теперь ты мой лучший друг. Только Юки не говори!

Его кадык дернулся, а голос показался мне невероятно хриплым:

– Ты тоже мой лучший друг, дорогая.