Все хорошо

Но возле дома Грейс я не останавливаюсь. Еду дальше. Не снимаю руки с руля, а ногу с педали газа. Включаю музыку. Громче, еще громче. Песня такая славная, правда? Так и окрыляет. Я парю в воздухе над водительским сиденьем. В буквальном смысле. Наверняка все дело в этой воодушевляющей мелодии. Джуди поет о счастье. Бедняжка Джуди, которая большую часть своей жизни была несчастна. Кого бы ее песня не окрылила? Что там Пол однажды сказал про бетховенскую «Оду к радости»? Что она о счастье, которое испытать можно, только пережив невыносимую боль и великое страдание? Так вот, Джуди – моя «Ода к радости». Из колонок на полную мощность ревет «Дзинь! Звенят струны моего сердца»[26]. Я делаю музыку еще громче. Не только потому, что мне нравится песня, но и на случай, если снова раздастся звук, который я недавно услышала. Если честно, он меня немного напугал, но я была слишком занята – очень, очень занята, – чтобы разбираться, что это такое. Поначалу я даже не была уверена, что он в самом деле существует. Может, почудилось? Ведь звук был очень слабый. Отдаленный и в то же время близкий. Какой-то фоновый гул. Можно ли назвать его музыкой? Разве что фоновой, фоновой музыкой. Я не поняла даже, изнутри он звучал или снаружи. Но откуда бы ему взяться внутри меня? Нет, конечно же, он снаружи, сказала я себе, а потом, уйдя с головой в дела, совершенно о нем забыла. И все же он шел изнутри. Во мне что-то жужжало… Жужжало? Ну да, чепуха какая-то, а вот ведь. Что-то жужжало у меня в черепе. Правда, у меня и черепа-то больше нет. Голова такая легкая, как будто в ней не осталось ни одной косточки. Однако я и сейчас его слышу. Гудит на заднем плане, словно аккомпанемент, сопровождающий основную музыкальную тему. И создается впечатление, что у песни есть подвальный этаж, о котором Джудино «Дзинь!» и не подозревает. Темный, недостроенный, заставленный кипящими котлами. «Жуть», – вот какое слово приходит мне на ум. «Жуть, жуть, жуть». Словно кто-то черными камешками выложил его у меня в голове. Но на самом деле мне совершенно не жутко. Ничего подобного. Я выкручиваю громкость на магнитоле до максимума. Пускай Джуди заглушит гул, прокричав о своем счастье на весь мир.

Потом я вспоминаю, как троица постукивала ботинками. И кошусь в зеркало заднего вида, просто на всякий случай. Просто чтобы проверить, не едет ли кто за мной, не преследуют ли меня. С недавних пор я постоянно это делаю. Оглядываюсь и проверяю. Но никогда никого позади не обнаруживаю. И сейчас тоже. Там лишь густая предрассветная мгла. Это хорошо. Потому что вместе с жужжанием, вместе с этим внутренним гулом, меня посетило странное чувство, от которого волоски на затылке встали дыбом. Я словно ощутила чужой взгляд. Почувствовала, что на меня смотрят. За мной наблюдают. Но кто? Каждый раз, когда я оглядываюсь, позади никого нет. И когда разворачиваюсь всем телом, тоже. Никогда, никого.

«Вы что-то потеряли, профессор Фитч?» – спрашивают студенты, когда я вот так верчусь на репетициях.

«Потерялась? – переспрашиваю я. – Вовсе я не терялась».

«Профессор Фитч, вы что-то ищете?»

«Нет, ничего. Никого».

Беда в том, что это ощущение – ощущение, что за мной наблюдают, следят, преследуют – ничем не заглушишь. Даже врубить Джуди на полную мощность не помогает. Оно всегда со мной. Гнездится где-то в затылке. По шее от него бегут мурашки, а волоски на затылке встают дыбом. Это из-за него я прибавляю скорость. Сильнее давлю на педаль, крепче вцепляюсь в руль.

Глядите-ка, я проехала мимо своего дома. Видимо, я куда-то направляюсь. Куда же? Об этом знают только руки и правая ступня. «Куда я?» – спрашиваю я у них. Но нога все так же давит на газ, а пальцы держатся за руль. С голени скалится ссадина. Я открываю окно, чтобы впустить в машину весеннюю ночь. Ох, как приятно! Как сладко слышать вой холодного ветра!

Оказывается, я ехала к океану. Останавливаюсь у самой воды, на краю обрыва. Ничего удивительного, что я приехала именно сюда. Грохот волн, смешавшись с песней Джуди, непременно заглушит гул. И здесь меня уж точно никто не найдет. Я не выключаю музыку и дверь машины оставляю открытой. Ноги несут меня прямо в ревущие холодные волны. Платье развевается, у меня перехватывает дыхание. Не от боли. Прости, Золотая рыбка. Прости, Хьюго. Только от удовольствия. Такого острого, что меня пробирает дрожь. Кожу так приятно холодит. Омытая соленой водой рана поет. Не зудит, поет! Перебираю пальцами воду. Как же давно я не плавала! Как давно не была на море. В темной воде вокруг меня пестрят алые маки. И бушующий океан из-за них кажется цветущим полем. Меня окутывает каким-то ароматом. Странно, но грохочущие черные волны и пение Джуди из машины не заглушили гул. Наоборот, теперь он перешел в рев. «Это просто волны, – твержу я себе. – Темные волны». И никто на меня не смотрит. Пускай я и чувствую взгляд затылком, но где бы им быть, этим следящим за мной глазам? Снова и снова верчусь на месте, просто чтобы удостовериться. Никого.