Все хорошо

Она поднимает глаза. И окидывает меня долгим взглядом. Подмечает и то, как я сияю. И переполняющую меня легкость, благодаря которой мои ступни едва не отрываются от земли. И то, что из меня даже сейчас так и брызжет смех. И губы, норовящие растянуться в улыбку, несмотря на то, что я понимаю, как все это серьезно. Я просто ничего не могу с собой поделать. Я слишком счастлива. До последней капельки крови, до последней косточки, каждая клеточка в моем теле поет.

Элли сует руку в карман и достает пакетик, набитый крупной розовой солью вперемешку с колючими веточками. Еще в нем виднеются разноцветные засушенные цветы. Нас тут же окутывает едкий хвойный запах.

– На этой неделе я внесла в рецепт кое-какие изменения, – серьезно сообщает она.

И сует пакетик мне в руки. Какой он тяжелый! Это, наверное, от пахучих эфирных масел и трав, которые она тайно выращивает в каком-то тенистом укромном уголке кампуса. Я послушно кладу его в карман платья и улыбаюсь.

– Спасибо, Элли. Спасибо тебе большое.

* * *

Итак, две загвоздки. Всего две загвоздки, Грейс. А в целом? В целом у нас все отлично. Вот и еще одна замечательная репетиция позади, верно ведь?

Тут я вспоминаю, что Грейс здесь нет. Я снова в театре одна. Студенты уже растворились в предрассветном сумраке, а я стою на сцене. В том уголке, где обычно ждет Грейс с огромной кружкой кофе в одной руке и запретной сигаретой в другой, сейчас пусто, только кружится в воздухе пыль. Я вспоминаю, как оставила ее в спальне, лежащей на боку, с открытым ртом и глядящей на меня черными провалами глаз. А потом напоминаю себе, что на крыльце ее ждут прекрасные цветы и смеющиеся шарики. И улыбаюсь. Она ведь наверняка уже все это забрала? Просто не успела поблагодарить меня. Не успела ответить на сообщение, которое я прислала ей несколько дней назад – эмодзи в виде тюльпана, воздушного шарика, подмигивающий смайл и вопросительный знак. Наверное, бережет энергию, чтобы побыстрее поправиться. А мои подарки ей в этом помогут. Спорить готова, они очень ее порадовали.

Я снова отправляю Грейс смайл и два вопросительных знака. И вовсе не впадаю в панику, не получив ответа. Ничто не хлопает черными крыльями за моей грудной клеткой. Сердце бьется размеренно. Я бы даже сказала, что в груди у меня легко и просторно, как в поле. Вот что, напишу-ка Грейс еще раз. Нет, лучше позвоню. Когда болеешь, куда приятнее слышать знакомый голос, чем вчитываться в буквы, верно ведь? Помнишь, как это было у тебя, когда тебе нездоровилось? Нет, почти не помню. И все же я отчего-то не набираю ее номер, а снова оформляю на ее адрес доставку. На этот раз сваливаю в корзину все самое полезное. Вишню Ренье. Питахайю. Имбирь. Несколько сырых стейков, где много железа. Бузинную воду. Утром позвоню в цветочный магазин и попрошу их снова прислать ей шариков. И еще один кактус, пожалуйста. А в винном опять закажу шампанское.

«Надеюсь, тебе хорошо отдыхается, – пишу я в сообщении. – У меня тут все под контролем

😊».

У меня все под контролем, Грейс. Правда!

– Миранда, с кем ты разговариваешь?

Поднимаю глаза от телефона. Пол. Стоит в дверях зала. Одет он как-то непривычно. И волосы сильно отросли. А глаза отчего-то глядят на меня с испугом.

– Ой, Золотая рыбка, ты что тут делаешь? Пришел спектакль посмотреть? Так еще рано. Премьера только завтра.

– Миранда, с тобой все в порядке?

Хьюго. Это всего лишь Хьюго со стаканом кофе в руке. В клетчатой фланелевой рубашке и черной футболке с Black Sabbath. А еще на нем потертая байкерская куртка с заклепками.

– Все хорошо, – говорю я. – Просто день был долгий. Зрение фокусничает.

– Тебе бы домой пойти. Выспаться перед завтрашней премьерой. То есть уже сегодняшней, – поправляется он, покосившись на экран телефона.

– Нет, мне нельзя уходить. К несчастью, Грейс прийти не смогла, так что я должна быть здесь.

– Миранда, тебе нужно поспать.

– Ничего подобного, это Грейс нужно поспать. А мне вообще ничего не нужно. Все хорошо, все идет прекрасно.

– У тебя снова кровь, – замечает он.

– Правда?

Хьюго подходит ближе и опускается на колени. Смотрит на мою ногу, рана на которой и в самом деле снова кровоточит. Нежно проводит по ссадине пальцем. Так нежно, что я невольно зажмуриваюсь. Столько внимания – и из-за чего? Маленького пореза? Который даже не болит? В этой нежности можно утонуть, задохнуться во всех этих участливых взглядах, ласковых словах и осторожных прикосновениях. Где же все это было раньше? Где была эта нежность, когда я так в ней нуждалась? Когда лежала на полу, мечтая, чтобы кто-то вот так ко мне прикоснулся, чтобы чей-то голос сказал мне хоть что-нибудь ласковое? Нигде. Тогда его лицо было, как плотно закрытая дверь. И в сердце, сжатое, как кулак, никак было не проникнуть. Его руки просто висели вдоль тела, а глаза смотрели на меня, всхлипывавшую, как на некстати разыгравшееся ненастье. Которое нужно просто терпеливо переждать.

– Больно? – спрашивает Хьюго, прикасаясь к моей ноге так осторожно, словно я какое-то хрупкое израненное создание.