Все хорошо

И при этом так и сияла, наслаждаясь разыгравшейся драмой. На коленях у нее лежит голубой блокнот. Раздувшийся от подробных описаний моих прегрешений. Ей не терпится его открыть. Ткни наугад пальцем в любую страницу – и найдешь кучу неопровержимых доказательств моей вины, тщательно задокументированных ее плотным убористым почерком. На шее Фов вместе с привычно позвякивающими бусами висит серебристая ручка на цепочке. Она отлично ей послужила.

– Кстати, как там постановка? – интересуется декан.

– Все хорошо, – отвечаю я. – Мы в отличной форме.

– Прекрасно! Миранда, я правда очень ценю, что вы нашли время.

– Что вы! Я всегда рада обсудить возникшие проблемы.

Я в самом деле рада. Очень-очень рада. Так широко улыбаюсь, что аж щеки болят. Мне даже помада сегодня не понадобилась, губы сами по себе яркие, сочные и такие розовые, что их цвет утром в зеркале меня прямо заворожил. И волосы поразили – черные, блестящие, как будто светящиеся изнутри. Они даже алым отливают – чего я не видела с самой юности. Морщины исчезли. Кожа стала такая свежая, будто я в буквальном смысле умывалась росой. Выскочила рано утром из дома, окунула руки в мокрую траву и провела по лицу влажными ладонями. На мне по-прежнему платье в маках. Наверное, стоило бы переодеться, но этот рисунок меня бодрит. А еще от меня пахнет сексом. И морем. И звездным небом, под которым я вприпрыжку возвращалась домой. И я все время напеваю себе под нос. Песенку, названия которой так и не вспомнила.

– Какая приятная мелодия, – замечает декан. – Как она называется?

– Не могу вспомнить, – отзываюсь я. – Услышала вчера вечером по радио.

Это правда. Ее в самом деле передавали, когда я отвозила Грейс домой. «Я отвезу тебя домой, хорошо?» – пропела я. После того, как протянула руку и помогла ей подняться. Казалось, она совсем ушла в себя. И точно не смогла бы сама сесть за руль. Всю дорогу до дома она просидела на пассажирском сиденье, сгорбившись и прижавшись лицом к стеклу. И ее можно понять! Ведь ночь стояла такая прекрасная. «Грейс, чувствуешь? Пахнет океаном. Ты только посмотри, посмотри, сколько звезд высыпало. Ой, обожаю эту песню! Как раз сегодня слышала ее в пабе. Не помнишь, как она называется, Грейс? Не против, если я сделаю погромче?»

Грейс была не против. Или не подала виду. Всю дорогу по радио крутили один хит за другим. Я подпевала, и руки, сжимавшие руль, приятно гудели.

Внезапно оказалось, что я помню наизусть все тексты. Любую песню могу пропеть от начала и до конца. Может, я всегда их знала? Нужно было просто вспомнить? Время от времени я поглядывала на скорчившуюся на пассажирском сиденье Грейс.

«Ты там в порядке?» Она молчала. Наверное, просто устала. Эта весна… «Так и норовит тебя убить, верно? Но тебе это не грозит. Ты у нас неубиваемая. В отличие от меня. Ты тысячу раз видела, как я умирала, правда же, Грейс?» Она так ничего и не ответила. Должно быть, совсем измоталась.

«Почти приехали», – объявила я.

Остановившись возле дома Грейс, я помогла ей вылезти из машины. Сказала: «Грейс, позволь мне тебе помочь». На этот раз она не стала отказываться и уворачиваться. Просто тяжело повисла у меня на руках. «Потихоньку, шаг за шагом, – стала приговаривать я терпеливо. – Не торопись, спешить нам некуда». Через опрятную, но унылую гостиную я провела ее в ее странную воздушную спальню. Бережно уложила на каменную кровать. И села в изящное кресло у ее изголовья. Точно, как сама она садилась у моего изголовья, когда приходила навестить меня после уколов. Но в отличие от Грейс я не стала утыкаться в телефон. Не стала листать журнал, проверять эссе студентов или притворяться, что читаю пьесу. Не притоптывала нетерпеливо туфелькой, давая понять, что мне давно пора бежать. Нет, я сидела, опираясь локтями о край кровати и опустив подбородок на руки, и смотрела на Грейс, которая лежала на боку с полуоткрытыми глазами и шумно дышала ртом. Я была вся внимание. Готова была сделать для нее все, что нужно. Даже предвосхищала ее пожелания. Принесла ей воды. Правда, пить она не стала.

«Грейс, ты уверена? Ну ладно, хорошо. Я поставлю стакан сюда, на столик. На всякий случай. Идет?»

Грейс не ответила. Только сверлила меня глазами.

«Ты просто устала, Грейс», – сказала я.

И добавила: «Я и сама устала». Но это была ложь. Я притворно зевнула, чтобы Грейс не чувствовала себя одинокой в своем изнеможении. Но, по правде говоря, мое тело как будто наполнилось воздухом. Спать не хотелось совершенно. Глаза были широко открыты. Во мне, распевая песни, дул весенний ветер. И я сама себе казалась весной. Рассыпанные по плечам волосы блестели. Белоснежные зубы сияли в полутьме. Мне даже почудилось, что я приподнялась над своим креслом. Воспарила в воздух.

«Принести тебе чего-нибудь еще, пока я не ушла? – пропела я, улыбаясь. – Может, чаю? Травяной сбор от боли в горле? Или тот успокоительный, с ромашкой?»