Все лгут

Манфред, похоже, искренне недоумевает, как будто никогда прежде не слышал, что дно Балтийского моря медленно, но верно превращается в гигантскую помойку.

– Очевидно, это модная тенденция, – говорит Будил. – Они собирают мусор с морского дна, чтобы… – Будил колеблется. – Черт побери, я не имею понятия, зачем они этим занимаются, – фыркает она. – Хотят спасти мир, как и все прочие идеалисты. Я ознакомилась с отчетом и переслала его вам. Но там нет ничего интересного. Езжайте туда и пообщайтесь с судебным медиком, посмотрим, что из этого выйдет.

– Спесивая сучка, – бормочет себе под нос Манфред, когда мы покидаем кабинет Будил.

– Хм, – соглашаюсь я.

– Я тебя не понимаю. Уму непостижимо, зачем ты это делаешь.

– Делаю что?

Манфред тянет руку за дорогим пальто и портфелем, который выглядит так, будто стоит больше его месячной зарплаты.

– Провоцируешь ее, – ворчит он.

– Ты серьезно?

Он бросает на меня странный взгляд, одергивая пиджак, который ему тесноват в талии, и заправляет шелковый розовый носовой платок поглубже в нагрудный карман. Затем Манфред надевает пальто, выравнивает борта и бросает взгляд в зеркало.

Я скидываю сандалии, натягиваю ботинки и надеваю стеганую куртку. Она давно не стирана, а из прорехи в одном из рукавов торчит пух, готовясь улететь с осенним ветром, чтобы потом закружиться с опадающей листвой в ее последнем танце и опуститься на раскисшую землю.

– Идем? – поторапливаю я Манфреда легким пинком. Тот все еще стоит, уставившись в зеркало.

В машине Манфред спрашивает:

– Ее так и не нашли, эту Ясмин Фоукара?

– Нет.

– И отца не осудили?

– Его освободили, но он был виновен. Его нашли мертвым в лесу на Королевском Мысе на следующий вечер после освобождения. – После небольшой паузы я поясняю: – Это была Мария, его жена. Она нашла его.

* * *

В тот вечер сигнал тревоги мы получили в самом начале девятого – я как раз собирался отведать заказанную пиццу, как в коридоре раздался звук шагов Анн-Бритт – я знал, как стучат ее ортопедические туфли. В следующий миг в комнату ворвалась она, одной рукой придерживая массивную грудь. Круглые щеки ее горели от возбуждения, голос звучал пронзительно.

– Скорее, – выдохнула она. – Кто-то размозжил голову Самиру Фоукара.

Не помню точно, что я тогда подумал, но определенно новость была неожиданной. И в то же время я не сильно удивился, ведь на тот момент Самир Фоукара был самым ненавидимым человеком в Швеции.

Я некоторое время провел на больничном, но, разумеется, следил за ходом дела из дома – и посредством медиа, и благодаря коллегам.

– Наверное, нам следовало обеспечить ему защиту, – сказал я, когда мы сели в машину. – Ему ведь угрожали.

Анн-Бритт громко фыркнула.

– Мы не можем расходовать ресурсы на охрану каждого выпущенного на волю подонка. К тому же мы с тобой оба знаем, что он лишил жизни свою собственную дочь. Если тебе интересно мое мнение – он получил по заслугам.

Приехав в усадьбу Кунгсудд, мы поздоровались с вышедшей к нам навстречу коллегой в форме. Молодая женщина показалась мне смутно знакомой. Я решил, что сталкивался с ней во время расследования гибели Ясмин несколькими месяцами ранее.

– Он лежит в лесу, недалеко отсюда, – сказала она. – Я вас провожу.

В тот вечер было темно и ветрено, почти штормило. Верхушки деревьев пригибались к земле, и пока мы пробирались сквозь заросли на опушке леса, ветки нещадно хлестали меня по лицу.

Анн-Бритт согнулась пополам, а руки засунула поглубже в карманы пальто.

Метров через двадцать мы вышли на узкую тропинку, прошли по ней вперед еще метров пятьдесят и уже тогда слева от нее увидели пятна света от карманных фонариков, ощупывавшие стволы деревьев.

Перед нами предстала поляна, сплошь покрытая спутанной прошлогодней травой и низким кустарником. Тут и там из земли торчали валуны, вокруг них и вокруг деревьев еще лежали белые кольца снега.

Посреди поляны, в луче закрепленного на штативе прожектора, на спине лежал Самир Фоукара. Одет он был в парку и джинсы. Руки лежали вдоль тела, а голова покоилась в луже крови. Одного кроссовка недоставало, как и носка. Над телом склонились двое техников в белых комбинезонах.

Мы подошли поближе и поприветствовали их.

– Как давно он мертв? – спросила Анн-Бритт, скользя взглядом по телу убитого.

– Мы не знаем, – ответил один из техников, поправляя маску на лице. – Судебный медик еще в пути.

– Кто его обнаружил?

– Мария Фоукара, – отозвалась коллега в форме, которая была нашей провожатой. – Она где-то здесь.

Я сложил руки козырьком и, сощурившись, принялся вглядываться в темноту. Под шаткой сосенкой стояла женщина и разговаривала с двумя полицейскими.

– Пойду переговорю с ней, – бросил я.

Анн-Бритт кивнула и, немного поддернув пальто, опустилась на корточки рядом с техниками.

– Гуннар, – всхлипнула Мария, когда я приблизился к ней.

Одежда ее была перепачкана землей и усыпана листьями, а руки вымазаны липкой кровью.

– Как ты?

Она открыла рот и несколько раз моргнула.

– Гуннар, – повторила она, очевидно, пребывая в шоке.

– Что произошло?