Все мои ничтожные печали

Я загуглила: может ли написание романа тебя убить? Ничего полезного не нашлось. Я примчалась к офису моего хипстера-адвоката (у него было проколото ухо, он носил эспаньолку и жил в Уолсли, в том же районе, что и Джули), не смогла открыть дверь у водительского сиденья, чертыхнулась, выбралась из машины через пассажирскую дверцу, пулей влетела в приемную и объявила, что у меня ровно четыре минуты на подписание всех бумаг и ничто не доставит мне большей радости, чем нацарапать мое дурацкое имя на трех экземплярах этого конкретного документа. Я вынула из кошелька свою карточку Visa. Давайте я заплачу прямо сейчас, и уже поставим точку. Вот она, цена свободы! Секретарша моего адвоката рассмеялась, но в ее взгляде сквозила жалость. Кажется, она решила, что у меня тихо поехала крыша. Я вернулась к машине, опять не смогла открыть дверь у водительского сиденья, в сердцах хлопнула по стеклу ладонью и послала проклятие по ветру, который заметно окреп и, видимо, превратился в мистраль – ветер, сводящий с ума. Во Франции он считается уважительной причиной для смертоубийства: если ты убиваешь кого-то, когда дует мистраль, тебя могут и оправдать. Я забралась в машину через пассажирскую дверь и помчалась к механику Джейсону, моему вчерашнему внезапному любовнику. Я заехала прямо в гараж, заглушила двигатель и снова забыла, что водительскую дверь заклинило. Кажется, это стало последней каплей. Я сгорбилась на сиденье, признавая свое окончательное поражение.

Джейсон вынырнул из-под капота какого-то внедорожника, открыл мою пассажирскую дверь и сказал: Выходи. Я выскользнула из машины головой вперед, как новорожденный из материнской утробы. Джейсон обнял меня, и я рассказала ему о сломавшейся двери и что уже через двенадцать минут мне надо быть в аэропорту, чтобы встретить двоюродную сестру Шейлу и дядю Фрэнка – они приехали к моей тете, их матери и жене, у которой внезапно назначена операция на сердце, – и что я только что подписала согласие на развод. Джейсон погладил меня по спине и сказал, что развод считается одним из сильнейших стрессов – наряду со смертью кого-то из близких, потому что он сам сродни смерти, и если мне хочется плакать, то лучше поплакать. Мне станет легче. Он дал мне прокатную машину, чтобы я встретила родственников, и сказал, что починит дверь уже сегодня, причем бесплатно. Ближе к вечеру все будет готово.

Я совершенно забыла о Джули. Но теперь вспомнила и помчалась в «Легион» на Нотр-Дам-авеню. По радио в прокатной машине играла кошмарная музыка, но я не могла понять, как ее выключить. Джули ждала меня, сидя на тротуарном бордюре у входа в бар. Она была пьяная и прижимала к груди упаковку замороженных стейков. Она села в машину, и я сообщила, что я теперь разведенная женщина. Я в курсе, сказала она. Нет, теперь все официально. Я только что подписала согласие на развод. Поздравляю, сказала она и попыталась выключить радио.

И как ощущения?

Я уточнила: В официальном разводе?

Официальный развод, сказала она. Какие жуткие слова. Их вообще не должно быть в словаре.

Мне сегодня приснилось, как кто-то сказал у меня над ухом, что петроглифный пес равнозначен вечной любви.

Я тоже что-то такое слышала, кивнула Джули. Как Эльфи?

Все так же.

Джули спросила: Ты все еще собираешься ее убить?

Я не собираюсь ее убивать. Я хочу ей помочь.

Это понятно, сказала Джули. Но что ты надумала?

Только не говори никому. Ник с мамой не знают. Эльфи им не говорила. Она хочет, чтобы я поехала с ней в Швейцарию. Чтобы мы были только вдвоем.

О Боже, сказала Джули. Ты поедешь? Слушай, что у тебя с глазами?

Я сказала, что мне надо найти моего бывшего профессора философии, Бенито Зетину Морелоса.

Джули заметила, что это какое-то странное имя. Как из романа Боланьо. У тебя есть его номер или адрес электронной почты? Она взяла меня за руку. Я покачала головой и сказала, что он часто гуляет на стадионе у школы Кельвина, и я надеюсь найти его там. Сегодня вечером, сказала Джули, жду тебя в гости. Угощу тебя стейками. У меня есть вино. Мне кажется, тебе нужен белок. Можешь остаться у меня на ночь. Я сказала, что не могу, потому что на завтра на шесть утра у тети Тины назначена операция и примерно к половине шестого мне надо отвезти маму, сестру и дядю в больницу. Тогда завтра вечером, сказала она. И тебе лучше не ехать в Швейцарию, вот что я думаю. Я сказала: Не знаю. Если что-то законно, это не значит, что оно правильно, сказала Джули. Да, наверное, кивнула я. Но есть один аргумент в пользу Швейцарии: максимизация человеческого достоинства и минимизация страданий. Разве это неправильно? У тебя жар? – спросила она и приложила к моему лбу упаковку замороженных стейков.

Мы приехали в аэропорт. Джули осталась в машине и задремала в обнимку со своим мясом, выигранным в лотерею. Я пошла в зал прилета встречать Шейлу и дядю.