«
Я понятия не имею, тот парень, который сидит напротив Пат и восхищается её улыбкой, – это ещё я, или уже синтетический конструкт, сложенный мединженерами. Кто предлагает ей потанцевать и подсказывает, чтобы сняла кожаные сандалии? Кто заказывает старый хит Элизабет Фрейзер, миксованный с искажёнными дорожками электро, и кто замирает от удивления, когда она мелкими шажочками проходит по паркету в сторону древнего аппарата светомузыки? Световые шарики создают невероятные созвездия, когда она танцует дикий техно-твист. Двигается в радужном ореоле, а другие посетители освобождают ей место, онемев от восторга. Я вижу по сети клуба, что все по очереди переключаются на её канал и пробуют коряво повторять движения Пат. Официант приносит нам красное вино. Я смотрю через бокал на размазанные световые пятна и заказываю у «Соник» тишину.
Не хочу, не хочу, не хочу! Остановить проекцию! Остановись, мать твою!
Не «заказываю», а «заказал» – тонкая разница, которая решает всё. Я должен провести институциональное (не философское) различие между тем, что было, и тем, что есть. В первом я не уверен: отец и Надя имели до фига возможностей вложить мне в голову мыльную оперу о счастье, которого, быть может, никогда не существовало. Я знаю, что не смогу верифицировать эту историю. Но я жив. Хотя бы в уродливой, получеловеческой ипостаси, и я нужен моим (или не-моим) детям, бегающим вокруг Луизы по садовым аллейкам. Хрен с ним, с этим прошлым, которое не даёт никаких плодов!
Скорость миропорядка приводит к тому, что мы не можем судить о настоящем на основе событий из прошлого. Когда я говорил Пат об «ужасных временах», то не знал ещё, что означают эти слова. Не мог себе вообразить, как низко и как быстро падёт человечество.
Я встаю из-за столика в
– Я должен собраться, – говорю Луизе по SII-5L, когда подключаюсь к ней. Мы обеспокоено смотрим вдаль, поверх голов детей.
– Ты должен взять на себя груз ответственности, так как болезнь отца может оказаться неизлечимой. Надя прогнозирует, что ему грозит нарушение координации правой половины тела, и это скорее оптимистический прогноз.
– Надя ведёт игру, которой я не понимаю. Сейчас она говорит, что Самюэльсон был невиновен в состоянии отца. К этому привела сила взрыва в ущелье, которая повредила колыбель. Раньше она утверждала иное, потому мы вытурили сукиного сына куда подальше, а возможно, приговорили к смерти невинного человека. Я давно ей не доверяю.
– Помни, что ты в Замке и она слышит тебя каждое мгновение.
– Я не буду, чёрт подери, нянчиться с компьютером!
– Я бы не перегибала с расовыми делениями, это может оказаться смешным. Не забывай, Францишек, кто я.
– Нет, я ни в коем случае не забываю, кто мы! Однако это не значит, что я буду следить за словами, чтобы не ранить чувства ИИ. У меня есть заботы поважнее, – я начинаю кричать в голос. – Посмотри, что происходит за стенами! То облако, зависшее над Радецом, до краёв наполнено военным усовершенствованным дерьмом! Если заражённое бешенством нано доберётся до Замка, мы будем вынуждены отключиться от всего и забраться глубоко под землю.
– Папа, мне страшно, – говорит Эмиля со слезами на глазах.
– Прости, я не хотел так кричать, – я обнимаю её и чувствую себя ужасно глупо.
– В таком виде ты мне нравишься куда больше, – Луиза присылает по каналу улыбку. – Только прошу, осторожнее при детях.
– Я не контролирую эти грёбаные всплески, – я глубоко вдыхаю и сразу же вхожу на инфор. – Хендрикс, мы вынуждены пожертвовать антиполевыми канатами Стеклянной Башни. Направь излучатели в сторону Радеца, чтобы задержать облако на расстоянии.
– Понял. Попробуем также выстрелить вирусом Н1, который перепрограммирует штаммы, но шансы, что удастся инфицировать колонию в воздухе, минимальны, – говорит майор. – Внутри облака находится объект, который не могут распознать ни спутники, ни пчёлы, запущенные с земли. Он, скорее всего, и управляет всей этой массой.
– Какая у него температура?