Всесожжение

Стеклянная Башня легла на следующий день, через пару часов после пробуждения отца работниками медицинского отдела. У нас нет времени наблюдать за её падением – мы заняты потоками входящей информации: экономических данных, военных приказов, картин смерти, следов впопыхах созданных союзов, корпоративных процедур и семейных ссор. Мы только сейчас заметили – каждый сам по себе – это необычное зрелище, закончившееся фонтаном разбитого стекла и поломанного пластика, который заслонил Долину Двух Корон. Во времена моей молодости экологи, воспользовавшись возможным обрушением Стеклянной Башни, выкачали из семьи миллионы ECU в качестве возмещений и затаскали по судам с целью уничтожить нашу репутацию. Сейчас, если бы кому-то пришла в голову такая мысль, этого глупца просто-напросто застрелили бы. Так что, если хорошо присмотреться, даже в конце света есть какие-то преимущества.

Это, конечно, грустная шутка, когда наши руки в крови сотен жертв. Майор Хендрикс отдал приказ, и двадцать миномётов высунули морды из подземных ангаров. Заряженные разрывными и зажигательными снарядами, они плюнули огнём на Радец, когда первые жители после превращения начали покидать свои дома. Мы устроили настоящее зрелище, на военном жаргоне оно называется «упреждающим ударом», убили полторы тысячи человек. Люди, молодые и старые, были толерантно разорваны на куски, несмотря на пол, вероисповедание, используемую сеть и сексуальную ориентацию. Мы не могли ждать, пока они подойдут к Замку. Мы не были уверены, что после смерти кормильца паразит не выберется наружу в мутировавшей форме.

Пламя пожирает древний костёл и каменицы, прижавшиеся к Рыночной площади. Я рассматриваю пожар со всех ракурсов: с птичьего полёта, с перспективы кота, динамично и статично. На встречу с выжившими, убегающими из бомбардированного города, спешат два полка Death Angel. Двадцать солдат против более двухсот зомби с окровавленными лицами, волосами, покрытыми пылью, землёй, набившейся в глазницы и уши, со сломанными конечностями. Некоторые держат в руках камни брусчатки, стальные прутья, другие с топорами и ножами; полицейские местного поста открывают огонь в направлении транспортёра командос. И те, кто стреляет наиболее метко, умирают первыми.

Алгоритм Квиста предполагает, что андроиды должны стремиться к стопроцентной результативности. Один выстрел – один труп. Целиться в головы и не брать пленных. Стерво – это не люди, хотя лица многих из них находятся в кэше Death Angel

и на средствах инфора, где они теряют отметку «дружественный».

Солдаты хорошо выполняют свою работу, на двести двадцать шесть людей уходит двести сорок три снаряда. Такую статистику выдаёт Надя, указывая, что большинство «лишних» пуль послужило для уничтожения мозгов, которые после смерти тела содержали в себе порцию активного наноновообразования.

Сложнее всего попасть в детей, которые прячутся за скальными разломами и неровностями территории. Они двигаются быстро и проворно, а перестроенные чувства помогают им избегать выстрелов. Маленькие бездумные хищники, которые охотно разорвали бы горло первому встречному человеку, если бы им только удалось приблизиться на нужное расстояние. Я беззвучно плачу, глядя на их съёжившиеся тела. Андроиды наконец поражают все цели, а датчики движения, запаха и тепла перестают сходить с ума на наивысших оборотах. Настаёт тишина.

Я открываю глаза, получаю сообщение от отца. Он в западном крыле, на уровне –2. Я стою под каменной стеной, остужая лоб о холодную поверхность гранита. Отец приходит сюда лично, приближается из коммуникационного туннеля и одновременно высылает приглашение в один из конференц-залов в Большом Гроте. Мы идём туда вместе. Мой взгляд приковывает его правая рука, поддерживаемая чёрным экзоскелетом. Это единственное проявление неврологических повреждений, которые прогнозировала Надя, и кажется, Сколиас спас свой жирный зад. Антон Элиас действительно в хорошей форме, одним своим присутствием он дарит всему персоналу Замка новую надежду. Даже мой хронический страх о детях бледнеет под его взглядом, когда наконец он указывает мне на чёрное кожаное кресло за столом.

– Садись, Францишек. Ты хотел поговорить со мной без инфора?

Сам занимает место по диагонали. Согласно с законами проксемики, это лучший расклад, облегчающий передачу информации. Я ценю этот жест.

– Я хотел поговорить о своей смерти.

Я вытягиваю на непосредственный канал данные, полученные от Луизы: результаты тестов Шенфельда-Йоскина, интерпретации Вероники, наблюдения Лу за несколько последних месяцев, распорошенные следы, добытые из сети. Этого достаточно много, всё распаковано по папкам, лежащим на столе из тикового дерева, но отец едва дотрагивается до некоторых данных. Он закрывает канал и смотрит мне просто в глаза.