Дирекс пожирает собаку одним клацаньем челюстей. Линялый мешок с костями для него даже не сходит за порядочную закуску. Хищник движется дальше, бежит сейчас напрямик между домами, пересекая газоны, детские горки и асфальтированные спортплощадки. Она быстро перескакивает ряды уничтоженных гаражей, проходит по сожжённому супермаркету и парку, вымороженному бомбами и полному сломанных деревьев. Ещё недавно здесь велись тяжёлые бои, сейчас всё пространство обвито тишиной и неподвижностью. Дома задержали дыхание, даже гравий не так упрямо скрипит под ногами. Чутьё Сигур улавливает в окнах лестничных клеток каждое движение и источник тепла. Люди, попрятавшиеся в дупла квартир и туннели коридоров, хлопают вытаращенными глазами. Ждут, пока пришелец отойдёт на безопасное расстояние. Они принимают его за вампира гигантских размеров.
Дирекс по умолчанию не использует огнестрельного оружия; стреляет только раз, когда замечает дуло гранатомёта. Окно на третьем этаже каменицы расцветает белым огнём, потом слышится крик горящего человека. Сигур не замедляет шага, перескакивает через поросшую плющом стену, деревянный забор, сетку, залатанную кусками шифера и обломками железа. Лишь вой, доносящийся из-за угла – не то человеческий, не то животный – заставляет её остановиться и послать «Кватро» за угол дома. Потом она смотрит сама.
Кольцо обзора расслаивается и деформируется, направляя зум на группу повстанцев: они окружают тесным кругом женщину, сидящую под бетонным фонарём. Достаточно одной мысли о трескающихся головах вампиров, чтобы к запасам на спине дирекса мышцы направили экспансивные снаряды хелиос. Расстояние до цели составляет пятьдесят пять метров, можно рискнуть проявить силу. Повстанцы тут чувствуют себя в безопасности, несколько из них сняли шлемы, у остальных приподняты затемняющие забрала и круглые гоглы. Они говорят на распевном языке, который звучит как свист ветра в расщелине, или обмениваются ирдовыми сообщениями. Сигур видит потоки информации, проплывающие между имплантатами, но не может их прочесть.
Один из боевиков спрашивает пойманную женщину, используя синтезатор речи:
– Где склады катализаторов? Я вижу, что у тебя в крови их нет, но ты должна это знать. Где склады катализаторов? Скажи, или мы убьём твоего ребёнка, а потом тебя. Где… – и так по кругу, как будто заело трансляционную систему.
– Он мёртв, слышишь? Мой сыночек мёртв! – кричит женщина, заходясь плачем. – Убейте, сукины сыны!
Она бьёт кулаком в бедро вампира и скручивается над коричневым свитком. Солдаты могут исполнить её желание множеством разных способов – разорвать её тело на куски, поджарить микроволнами, втоптать в горячий асфальт улицы, но они ещё не решили. Инструкции медленно плывут через симбионты в мозг. Что сделать с обезумевшей самкой, которая не имеет ценных знаний и нарушает святое спокойствие войны?
Сигур включает камуфляж и движется по затенённому тротуару. Она крадётся медленно, сканируя арки и окна домов. Ищет полусферические аномалии, зеркальные трещины, из которых выходит Саранча. Подразделение насчитывает двадцать четыре солдата, никого больше она не находит поблизости. Задерживает дыхание. Тридцать метров до цели, двадцать пять, двадцать.
Вампир в графитовой бронеформе поворачивает голову в её сторону, ещё не понимая, что именно видит. Делает инстинктивный шаг по направлению к дирексу. Прислушивается и замолкает. Утихают отзвуки голосов, а дула пулемётов начинают подниматься. В руке командира повстанцев появляется граната. Сигур не может позволить, чтобы он использовал её. Ей осталось пятнадцать метров, когда она вытягивает перед собой обе руки. Левую с малокалиберной для пробивания брони, правую – с хелиосами или (в случае необходимости) бреннеке, которые убивают врагов. Нечёткое воспоминание: краткая и прекрасная злая улыбка Луизы, сальто назад, которое она выполнила, выскакивая из машины в Сулиме.
Францишек не уверен в значении этих слов. В детстве он часто слышал эту песенку. Спешащая Сигур шатает его мозг, который продуцирует во сне новые нервные клетки, возвращает равновесие и компенсирует дефицит.
Мать поворачивает с дороги, когда гаснет луч солнца, а отец обнимает её за плечи. Оба они старые, сидят на террасе Стеклянной Башни и восхищаются панорамой заповедника. Антон поднимается по кристальным ступеням со стаканом холодного пива в руке. Заиндевевший стакан. Хорошее пиво. Он наклоняется к родителям и желает им всего наилучшего в годовщину свадьбы. Сотую? Сто двадцатую? Во сне трудно считать, во сне тебя в следующий класс не перевели, гений ты. Отличник по пластике, литературе и даже музыке, но двоечник по физике, химии и просто дубина в королеве наук.
– Какая это годовщина, чтоб его?! Она как-то называется хотя бы?