Всяческие истории, или Черт знает что

Бенц локтями проложил себе путь под часовой башней, перед «Медведем» едва не налетел на неуклюжего торговца пряжей, взобрался по лестнице и вломился в залу. На постоялом дворе пришлось ему всех угощать, здесь же пусть все его угощают, вот как он думал. Он медленно прошелся вдоль столов, но желающих не нашел. Однако Бенц не растерялся: он останавливался перед каждым знакомым лицом и не уходил, пока ему не нальют. После чего, не поблагодарив, отправлялся дальше. Ничего это не стоит, говорил он, эта сволочь — трактирщики — специально берут стаканы и мерку поменьше. Так он и болтался, пока хозяин не велел ему садиться за какой-нибудь стол или проваливать; а то путается у обслуги под ногами и не дает пройти. «Отвали! — буркнул Бенц. — Ты кто такой, чтобы мне приказывать? Мешаю или нет, тебе-то что за дело!»

Однако все же высмотрел там, где люди сидели поплотнее, какого-то знакомого, перед которым стояло вино и мясо. Здесь-то он и перекинул через стул левую ногу, подтянул правую, уперся локтем, посох засунул между ног, спросил знакомого: «Что тут у тебя?», схватил в кулак мясо с его тарелки и отправил в рот, а затем сказал, что уж думал, что помрет с голодухи, после чего осушил стакан. «Тебе чего-нибудь подать?» — спросила кельнерша. «Не твое дело, поцелуй меня в зад!» — огрызнулся Бенц. «Чье же, как не мое? — ответила она. — Если ничего не заказываешь, не занимай места и отправляйся на улицу, и сиди там сколько влезет». «Проваливай!» — сказал Бенц. «Тогда позову хозяина». «Ну ладно, принеси чего-нибудь!» «Чего же?» — спросила кельнерша. «Да уж чего получше, корова ты такая! — ответил Бенц. — Винца да пожрать чего-нибудь!»

Принесли разбавленного вина и жесткого, как подошва, мяса с хлебом — кто неласков с обслугой, обычно дорого за это платит. Бенц заявил, что сегодня белого вина пить не намерен и хлеба есть тоже, и потребовал красного с калачом. «Сразу надо было говорить, — сказала кельнерша. — Буду я еще из-за такого дурня два раза бегать». «Поцелуй меня в зад!» — ответил Бенц. Тут его внимание привлекли всевозможные яства на другом конце стола — салат, свиной окорок, пирог. А уж чего его глаза увидели, на это он сразу разевал рот, так что немедля закричал: «Нет, вы посмотрите только, ах ты ведьма, давай тащи, что у них!» — все это с набитым ртом, глотая вместе с кусками целые слова.

Набив брюхо, он начал совсем уж похабные игры с едой. То ковырял в ней пальцами, то дразнил собак, лез в чужие тарелки, приставал к знакомым за другими столами, короче говоря, вел себя самым омерзительным образом, как последний неотесанный болван, так что народ не выдержал и намекнул трактирщику, что пора бы от него избавиться.

«Давай, парень, вали отсюда! — сказал хозяин. — Ты уже всем надоел». «Отвали! — сказал Бенц. — Не мешай веселиться». «Весело тебе или нет, все равно ступай отсюда и дай другим место!» «Отвали!» — ответил Бенц. «Ну уж нет, — возразил хозяин. — У тебя, небось, еще и денег нет, того гляди, улизнешь, пока никто не видит». «Чего, денег нет? Да еще побольше, чем у тебя, побирушка ты, а не трактирщик!» «А если при деньгах, так чего ж не платишь?» «Так ты ведь еще и не сказал, чего я должен, совсем что ли спятил?» «Двадцать три бацена с тебя». «Ах ты шельмец… двадцать три бацена? Да я тебе и десяти не дам». «Делай что хочешь! — сказал трактирщик. — Или плати, или позову ландъегеря, он уж тебе покажет, кто тут шельмец». С чудовищными проклятиями, будто ничего-то он и не съел да не выпил, кроме паршивого мяса на бацен и стакана вина, какое разливают кони из своего крана, Бенц расплатился. Получив последний бацен, трактирщик сказал: «А теперь убирайся, пока цел! Если с каждым возиться, как с тобой, то и за весь день дюжины не обслужишь, а другие только ждать будут».

Наконец Бенц поднялся, но до двери добраться не смог — принялся расхаживать по зале и у каждого стола проклинать шельму-трактирщика на чем свет стоит. Потом сел на стул задом наперед, растопырил ноги и хотел уж было в таком виде подкатить к девушке, за которой ухаживал другой. Парень тот покосился на Бенца, медленно закипел в нем гнев; кельнерша споткнулась о Бенцовы ноги, вскрикнула; тут уж взорвался трактирщик, выволок Бенца из залы и спустил по лестнице, будто его в трактире и не бывало.