Всё, что необходимо для смерти

— Отпускайте. Её слова подтвердились, квартиру и кабинет обыскали. Никаких подозрений.

— Назначить кого-нибудь?

— Для чего?

— Ну… как обычно в таких случаях. Присмотреть. Всё-таки был продолжительный контакт с вражеским офицером, сэр, — несколько смутился второй агент.

Допросный скользнул по нему холодным взглядом.

— Не нужно. Я с этим разберусь.

— Сэр, вы уверены, что удобно…

— Я с этим разберусь, — повысил голос допросный, — свободны!

— Есть, сэр!

***

Меня продержали под арестом три дня. Удивительно, но никаких «пристрастных» мер, так любимых тайной полицией, не применялось. Полагаю, за это время они успели не только найти и допросить всех четырёх сандерсят, но и перевернуть вверх дном мою квартиру — в поисках чего-то, что могло бы послужить доказательством моей связи с Винтерсбладом. Разумеется, они ничего не нашли. Видимо, все жёсткие меры достанутся Свирепому Суслику. И поделом!

За эти три дня в тесной тёмной камере я устала больше, чем могла бы устать за три дня боя. Я мечтала оказаться дома и принять ванну, мечтала остаться одна, без сопящего под дверью тюремщика, и смыть с себя впечатления всех этих дней, застывших на коже кровавой коркой.

Казалось, стоит только погрузиться в горячую воду, вся тяжесть, сковывающая меня, отстанет, словно старая короста, растворится и забудется.

Не тут-то было. Меня разморило, но стоило лишь закрыть глаза, я вновь оказывалась на той кухне. Кончики моих пальцев скользили по плечам и изувеченной шрамами спине Винтерсблада, я чувствовала его дыхание на своей шее, слышала его голос. В груди и горле саднило, глаза щипало.

Выбравшись из ванной, я наткнулась на сброшенную у кровати рубашку. Его рубашку. Несмотря на то, что я провела в ней последние три дня, ткань всё ещё хранила его запах.

«У нас одна страна, Скади».

Эта война отняла у меня отца, а потом заменила мне не только его, но и весь мир: дала мне цели и стремления, стала моей жизнью, сделала своей частью, и я не представляю себя вне её. Но сейчас я её ненавижу.

***

Глаза Уилларда Сандерса уже давно привыкли к темноте, как и тело — к жёсткой скамье и неудобной скрюченной позе. Камера, в которой он ожидал трибунала, была слишком мала и не позволяла вытянуться во весь рост даже такому низкорослому человеку, как майор. Когда дверь распахнулась, впустив сноп обжигающего глаза света, Суслик скукожился ещё сильнее: сейчас подхватят под руки и поведут бить. Но на сей раз никто его не тронул. В камеру зашёл крупный человек и занял собою всё свободное пространство. Дверь осталась отворена, но посетитель отослал надзорного. «На пару минут».

Больше самого трибунала Сандерс боялся до этого трибунала не дожить: ждал, что кто-нибудь придёт, вот так вот попросит тюремщика «подождать поодаль», и поминай, как звали! Но он никак не ожидал, что мстить за Грин будет военный столь высокого ранга: слезящиеся от яркого света, заплывшие синяками глаза разобрали на плечах визитёра эполеты со звёздным треугольником. Генерал.

— Ну, майор, на что ты готов ради спасения паскудной своей жизни?

— На всё, ваше высокопревосходительство! — словно расстроенный рояль, продребезжал Сандерс.

Маскелайн неспешно кивнул, заложил большие ладони за спину.

— Если адъютантом своим сделаю, будешь полезен? Или тоже нож в спину всадишь?

— Буду, ваше высокопревосходительство, буду! Что угодно делать буду! Кофе носить, двери отворять, сапоги ваши языком вылизывать! Мамой клянусь!

— Хе, мамой! — качнул седой головой Маскелайн. — Верно, что мамой. Чести-то нет у тебя, чтоб честью офицерской клясться!