***
В гости к Медине приехала бабуля — проведать внука в последние дни перемирия. Они собирались чаёвничать, когда в дверь его офицерской квартиры постучали. На пороге стоял Винтерсблад.
— Ваше высокоблагородие? — удивился Кирк.
— Оно самое, — хмыкнул полковник. — Завтра в восемь вылет. За полчаса брифинг у генерала.
— Есть, сэр. Пройдёте? — Медина сделал неуверенный приглашающий жест. — Мы с бабушкой как раз хотели чай пить.
— Пейте, — кивнул Винтерсблад, — я по пути, чтоб курьера не гнать. Бабуле моё почтение.
— Благодарю, сэр! Доброй ночи!
— А ну-ка, стой! — полководческому тону Розы Дельгадо позавидовал бы любой генерал.
Медина замер, так и не затворив до конца дверь, сквозь щель которой помятой рубахой белела спина полковника, не посмевшего удалиться.
— Кирк, дружочек, что ж ты его на чай-то не позвал?
— Позвал, бабуля, но полковнику нужно идти, у него дела.
— Погоди чутка, — бросила Винтерсбладу старая женщина и притворила дверь.
— Да чую я, какие у него дела! — донеслось из квартиры. — И двух слов не сказал, а в коридоре после него — хоть закусывай!
— Бабуля!
— Что бабуля? Нельзя человека так оставлять, не с радости ж он пьёт! Тем более, завтра в бой.
— Бабуля, он всегда пьёт. Но я ни разу не видел его даже хмельным, не то что пьяным, — терпеливо объяснил Медина.
— Ах! — лёгкий хлопок: за дверью всплеснули руками. — Человек всё время пьёт, а тебе и дела нет? Ну, дружочек, огорчил! Помогать людям надо, а не глядеть, как они загибаются. Ну-ка, пусти.
Дверь вновь отворилась. На сей раз в проёме стояла бабуля, а Медина со скорбным видом маячил за её спиной.
— Пойдём, полковник, чайку выпьем!
— Мэм, мне действительно нужно идти.
— Куда?
— Бабуля!
— Не встревай! Так куда?
— Домой, мэм.
— И кому ты там нужен?
Винтерсблад вздохнул, не нашёл, что ответить и усмехнулся, признавая своё поражение. Пришлось пройти.
Сели за стол, Медина принялся разливать чай.
— Не до полной, не до полной, — старушка замахала руками между чашкой и носиком чайника, — и полковнику тоже!
— Но бабуля, это только заварка!
— Ну и хватит, — она извлекла из своего ридикюля, занимавшего подле неё отдельный стул, небольшую плоскую фляжку и разбавила доверху заварку себе и Винтерсбладу. — Для аромату, — ответила она на ошалевший взгляд Кирка. — Ну как? — спросила после первого же глотка.
Напиток оказался — вырвиглаз, крепкий даже для полковника, и тот едва не поморщился, но сдержался: пара проницательных чёрных глаз напряжённо следили за ним из-за толстых стёкол круглых очков.
— Хорошо! — выдохнул мужчина, и увидел, как потеплел взгляд за очками. — А нет ли чего-нибудь… к чаю?
— Сама настаивала! — похвасталась Роза. — Кирк, дружочек, достань полковнику закуску! А мне не надо, — из ридикюля появилась старинная курительная трубка и табакерка, — у меня своё! — через минуту кухня наполнилась клубами забористого дыма. — Давайте-ка ещё по чашечке!
— Ну что, полковник, рассказывай, чего щетиной зарос, как старый тапок под кроватью — пылью? — спросила Роза после третьей чашки.
Винтерсблад закурил.
— А должен быть повод?
— У таких, как ты, ничего без повода не бывает. Ни рюмка, ни щетина.
Винтерсблад усмехнулся.
— И какой повод может быть у меня? В жизни чего хотел — добился, и умереть не страшно: всё, что необходимо для смерти, у меня есть.
— А для жизни чего-то не хватает.
— Глупости, — флегматично возразил Винтерсблад.
— Тоскуешь ты. Давай-ка добавочки! — Роза обновила содержимое их чашек. — Всего добился, весь герой по самую макушку, все дела знаешь. Но есть что-то, без чего тебе жизнь не мила. Этого-то и боишься.
— Я ничего не боюсь.
— А вот и нет! — за круглыми запотевшими линзами промелькнули искорки азарта. — Боишься, что это твоя слабость. Боишься лишиться власти: над собственной жизнью да над самим собой. Боишься не справиться. Но какая ж тут власть: сидеть, щетиной зарастать? Это, мил друг, трусость. А раз уж ты герой, то действовать нужно!
— А если я ничего не могу сделать? — огрызнулся полковник.
— Ну тогда ты уже помер, — Роза пожала плечами, обдав собеседника облаком слезоточивого табачного дыма.
В кухне на какое-то время воцарилось молчание.
— Я действовал, — произнёс Винтерсблад, прикончив очередную чашку крепкого напитка, — и всё стало ещё хуже. Из-за моих действий невинного человека могут подозревать в предательстве, а за это — расстрел. Скверно, что предатель там действительно есть, но не она.
— Она? — одновременно переспросили Медина и бабуля.
— Уж не подполковник ли Грин? — Медина, конечно, знал недавнюю историю, пусть и не во всех подробностях, а если знал он, то знала и Роза. — А я говорила тебе, что тут всё неспроста, — прошептала она внуку, — а ты мне не верил! С тебя десятка.
— Бабуля! — Кирк покраснел как рак, потупил глаза.
— Мы тут поспорили, — как ни в чём не бывало повернулась она к Винтерсбладу, — я была убеждена, что во всей этой истории с бресийским подполковником замешана любовь! И я оказалась права.