Всё летит к чертям. Автобиография. Part 2

Мы вышли из домика поговорить, а Пол поставил на проигрыватель пластинку Special Beat Service. Лорен рассказала, что скоро уезжает в Европу и осенью поступит в Йель. Мои планы были, конечно, другими. Я никуда не собирался уезжать из дома до конца лета. А в сентябре планировал поступить в Коннектикутский университет.

– Можно, я кое-что скажу? – спросила Лорен, смущаясь.

– Конечно.

Она нервно засмеялась.

– Глупо себя чувствую сейчас, но я всегда считала тебя милым!

Она покраснела и опустила глаза.

Я смутился. В основе моего отношения к себе лежало убеждение, что я – бедный, невзрачный, неказистый, неинтересный – недостоин ничьих симпатий. Но в этот день что-то пошло не так. Сначала Кайл, почитаемый всеми крутыми парнями король лакросса, сказал, что уважает меня. А теперь красивая умная Лорен говорит, что считает меня милым?

– Правда?.. – жутко стесняясь, промямлил я. – Почему же ты ничего не говорила мне раньше?

– Не знаю, – серьезно ответила она. – Боялась? Наверное. И я слышала, у тебя есть девушка.

– Нет, мы расстались.

– Правда? – спросила Лорен, лучисто улыбаясь.

– Правда, – ответил я, улыбаясь ей точно так же. – Хочешь еще пива?

Она засмеялась: у нас обоих в руках было по полному стакану «Золота Рейна».

Мы вернулись в гостевой домик и сели на коричневый вельветовый диван. Кто-то поставил Нила Янга. Мне не нравилась большая часть классического рока, звучавшего на радио, но Нила я любил. Приходилось скрывать это от друзей, потому что у него были длинные волосы, и он походил на хиппи, которых панк-рокерам полагалось ненавидеть.

Лорен спросила, что я собираюсь изучать в университете.

– Философию, наверное.

– Почему философию?

До этого никто не задавал мне этот вопрос. Но я знал на него ответ.

– Звучит глупо, но я хочу знать, что на самом деле происходит во Вселенной. Кто мы такие и почему мы делаем то, что делаем.

– Разве на такие вопросы не отвечают религия и антропология?

– Ладно, буду изучать философию, религию и антропологию! – засмеялся я. – Закончу в пятьдесят лет и никогда не найду работу!

Она улыбнулась. И тут я, хоть и не был пьян, поцеловал ее. Она ответила на поцелуй. У ее губ был вкус пива и клубничного блеска для губ. Через пару минут я почувствовал себя увереннее: просунул руку под ее рубашку и дотронулся до груди. Я ждал, что она ударит меня или велит прекратить, но она тихонько застонала мне в ухо.

В основе моего отношения к себе лежало убеждение, что я – бедный, невзрачный, неказистый, неинтересный – недостоин ничьих симпатий.

Альбом Нила Янга закончился.

– Подожди, – нежно прошептал я Лорен, подошел к стереосистеме и поставил новую пластинку Дэвида Боуи «Let’s Dance».

Поначалу мне не понравился этот альбом. В нем не было неземной атмосферы «Heroes» и «Low» или темного измененного попа «Lodger» и «Scary Monsters». Но чем больше я его слушал, тем больше он мне нравился.

Я вернулся к Лорен, сел рядом с ней на диван и снова стал целовать ее. Потом мы откинулись на диванные подушки и полулежали, обнявшись.

Зазвучала песня «Let’s Dance». Она казалась попсовой, но в ней скрывались желание и печаль. Лорен положила голову мне на грудь, и я неожиданно осознал, насколько эта девушка отчаянна и романтична.

Я покидал Дариен – этот странный, ненавистный мне, маленький, слишком благополучный для меня город. Я ненавидел его за то, что жил в нем бедняком по соседству с 15 тысячами миллионеров. Но вот в чем дело. Дариен казался тихим и скучным, но до шумного Нью-Йорка, открывающего тебе море возможностей, отсюда было меньше часа езды. Тут царил устоявшийся порядок вещей, но все мои учителя были прогрессистами, они поддерживали мое стремление писать стихи, читать Достоевского и Артура Миллера. Я бы никогда не признался в этом крутым друзьям-панкам, но к Дариену я питал скрытую, необычную и нежную любовь. И был благодарен судьбе за то, что вырос здесь.

А теперь я уезжал.

«Let’s Dance» закончилась. Мы с Лорен все еще обнимали друг друга, лежа посреди больших и мягких диванных подушек. Я хотел жить в Нью-Йорке, писать музыку и играть на концертах, изучать философию и писать книги. Но прямо сейчас все, что мне было нужно, – это тепло девушки, которой я восхищался; ее объятия, наша сопричастность.

– Как ты? – спросил я.

Лорен ответила улыбкой, сияя, словно яркая летняя луна.

Лондон, Англия

(2007)

Я приблизил руку к лицу, но не смог разглядеть пальцев. Потянувшись, нащупал тканевую обивку над головой и вспомнил, что нахожусь в гастрольном автобусе.

Накануне мы играли на фестивале где-то во Франции. После долгой дороги и переправы на пароме через Ла-Манш оказались в подвальном гараже под стадионом Уэмбли в Лондоне. В нашем гастрольном автобусе ночью обычно постоянно горели несколько маломощных ламп. Раньше мне не доводилось просыпаться в нем в полной темноте.