Я понимал, что Мэй откровенно солгала мне, хотя выгораживать Нацу ей резона не было, по моему мнению. Сложив два и два, я соединил утренний полуобморочный припадок Урахары и это лекарство, но свои догадки озвучивать не стал. Нацу выглядела не напряжённо, но какая-то дёрганость в её движениях присутствовала. Я решил не нагнетать.
Сузу вышла. Мы остались одни.
Нацу подняла на меня светлый взгляд, и выжидающе молчала.
— Присядем? — я протянул ей руку, надеясь, что она не оттолкнёт её. Но Нацу только улыбнулась своей добрейшей и нежнейшей улыбкой, вкладывая свои тоненькие пальцы в мою широкую ладонь.
— Почему бы и нет…
Мне не очень понравился тот факт, что Нацу практически ничего не ест. Я не имел права удерживать её в поместье, но только через её «свободу» я мог мотивировать её съесть хотя бы половину того, что было в её тарелке. Я заметил, что она стала резко реагировать на тех людей, в частности — на меня, которые пытаются её в чём-то ограничить. Сама её душа, по сравнению с тем «озерцом», которое запечатлелось в моей памяти, вдруг показалась мне огромным морем, которое она так любит. И это море не могли вместить себя любые стены, какими большими бы они ни были: как только появляется какая-то преграда, оно увеличивается в столько раз, сколько потребуется, для устранения этого препятствия.
— О… так ты беспокоишься обо мне?
— Глупый вопрос.
Как я могу не беспокоится о тебе? Если с тобой что-нибудь произойдёт, я себе этого не прощу. Ты всё время страдаешь из-за меня. Как мне узнать, что сделает тебя счастливой? Всё бы отдал, чтобы узнать, о чём ты сейчас думаешь…
Она внезапно подняла на меня свой помутнённый взгляд небесно-серый глаз, пару секунд «подгружалась» в реальность и вдруг улыбнулась. Что тебя привлекло?
— Так спроси, — легко пожав плечами, сказала она. Я сперва не понял, о чём говорит эта полная загадок и истинно женской хитрости девушка, пока меня не осенило — своё вышеупомянутое желание я произнёс вслух.
Не теряя маски своего лица, дабы не быть уличённым в этом маленьком преступлении против имиджа, я ответил:
— О чём ты думаешь?
И тут её ответ сразил меня наповал:
— О том, что этот чай пахнет тобой.
Она улыбнулась. Сказать, что я был ошеломлён — ничего не сказать.
Во-первых, начнём с того, что я, естественно, никогда не думал о том, как я, собственно, пахну. Я уже не помню запахи матери и отца, Рукия пахнет фиалками, Хисана пахла полевыми цветами и утренней свежестью, у подавляющего большинства мужчин-синигами обычный запах присущий «сильному полу». Нацу пахла невероятной смесью клубники с бананом, и весь этот букет оттеняли цветочные ноты, вроде розы и жасмина. Я с детства помнил их, вдохнув лишь раз её аромат невозможно остановиться. Только настоящий апокалипсис, навроде драной кошки, был способен оторвать меня от её шеи или волос. Поэтому я и старался не приближаться к ним.
От самой Нацу я слышал, что мой запах напоминает ей лаванду и со смесью какого-то цитруса. И, видимо, это грейпфрут…
Во-вторых, сам факт того, что она вообще думает о моём запахе не мог меня не озадачить. Я даже не знал, что ей ответить.
— Неужели? — вот всё, что я мог сказать.
— Правда-правда, — она ответила в своей неподражаемой манере. Её улыбка вдруг напомнила мне о той девочке, с которой я был когда-то обручён.
— Ты уверена?
— Что-то я засомневалась. А ну-ка! — она вдруг резка выпрямилась и приблизилась ко мне. Её хрупкие руки вцепились в мою одежду и притянули к ней. Я мог вырваться, приложив малейшие усилия, но почему-то не смог. Пока она вдыхала мой запах, я был пленён её ароматом.
У меня вдруг перехватило дыхание. Я замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Её губы мазнули по мои ключицам, когда она, не рассчитав силы, дёрнула меня на себя, и эта точка соприкосновения вдруг запустила какую-то непонятную электрическую волну, вмиг распространившуюся по моему телу. «Обычно, это называют страстью» — раздался голос Сэнбонзакуры в голове. Я не стал с ним препираться. Мне вдруг захотелось, чтобы она сделала коснулась меня так ещё раз. Или… чтобы мы поменялись местами. Я бы мог свободнее вдохнуть её запах, коснуться изящной выемки её шеи своими губами, в ход могли пойти даже зубы…
Этот яркий образ вдруг расцвёл в моём сознании: она подо мной, распластанная моими руками прямо на полу, её одежда всклочена, дыхание сбито и тяжело, а взгляд смотрит непонимающе, невинно и чертовски возбуждающе — так, ка и всегда. Я тут же постарался его подавить. Я вдруг представил себя животным, у которого начался гон. Сдерживать себя было всё сложнее, мои руки дёрнулись к ней, алча сомкнуться вокруг её хрупкого тельца и стиснуть его. Крепче. Ближе. Всеми мыслимыми и немыслимыми силами я удержал свои конечности на месте. Я вдруг подумал, что, позволив себе этот порыв, я мог бы просто-напросто сломать её.