— О, не сваливай свои грехи на небеса, Бьякуя, — Гинрей покачал головой, подойдя к внуку степенным шагом почти в плотную. — И не иллюстрируй этой «небесной карой» свою порочность. Попрекай ими себя в меру, ведь никто не безгрешен. Но это не значит, что нам дозволено творить всё, что захочется. Заплати же за свои грехи сполна, — Кучики положил руку на плечо внука и сжал его в поддержке; Бьякуя отвернул голову в сторону, чтобы спрятать под мраком ночи свои молчаливые слёзы, — очисти свою душу и освободи в ней место для животворящей и всепреодолевающей светлой любви. Лишь она исцелит ваши израненные души: твою и юной Нацуми.
Бьякуя судорожно выдохнул, подавляя подкатывающие к горлу рыдания, далеко не мужественные. Гинрей положил руку на его мокрую щёку и повернул его лицо к себе, тепло глядя в его поддёрнутые пеленой слёз глаза.
— Наберись сил. Они понадобятся тебе не только, чтобы спасти её, но и чтобы вымолить у неё прощение.
Накрыв затылок внука, Гинрей притянул к себе голову величайшего главы клана Кучики, который сейчас больше походил на маленького мальчика с ранимой душой, обнимая его. Старец чувствовал, что и сам согрешил, когда позволил своему наследнику попытаться уничтожить своё человеческое начало. В ошибках его отрока есть и его вина. Но он поможет своему внуку, своей плоти и крови. Ведь они семья. А в семье принято помогать друг другу. Даже в такой сильной, как семья Кучики.
Комментарий к Глава X. По кому плачут драконы? Последние несколько глав никто не комментирует эту работу, что очень меня удручает, ведь она моя самая любимая. В неё вкладывается больше всего моего времени, сил и души, и персонажи в неё мои самые любимые и самые живые, что у меня получались. Так что если вам нравится, то отправьте хотя бы смайлик: вам не сложно, а автору ой как приятно)
====== Глава XI. Лёгкие ожоги от собственных чувств ======
Болит меньше, когда тебе просто безразлично.
Доктор Хаус
Прошло ещё два дня. Я до сих пор ощущала тошнотворное послевкусие от той инъекции. Конечно, я кричала больше от страха, чем от боли, когда манипулятор медицинской капсулы всадил мне в сердце длинную иглу с размаха, но тошнило меня серьёзно и тогда, и сейчас. Но Гранц не забывал подкалывать меня каждые десять минут весь оставшийся день своего «дежурства». На самом деле мне понравилось с этим весьма импозантным мужчиной проводить время, потому что, во-первых, он уделял практически всё своё время мне и никогда не оставлял меня одну (за исключаем того разговора, на который меня вызвал Айзен и в течение которого мне стало плохо). Во-вторых, я не была в своей комнате взаперти целый день. Гранц водил меня по своим лабораториям, на которые было выделено невероятна огромная территория Лас-Ночес. Его апартаменты походили на ядерную смесь лабораторий Куроцучи и моего брата. Воспоминания о самом дорогом для меня человеке больно ранили. О человеке, для которого сейчас я лишь предательница, разочаровавший его эксперимент по помещению настоящей души в способный к биологическому развитию рейгай, который на какое-то время он считал сестрой. Сестрой, которая вот уже как сто с лишним лет умерла.
Нацуми Урахара — лишь подделка, пустышка. Она была создана для того, чтобы отчаявшийся учёный, потерявший всю свою семью, не остался один без своей второй части — своего близнеца. Связь Эрики и Киске была настолько сильна, что время от времени они плевали на строжайший запрет о личных встречах, лишь бы только увидеть и почувствовать, что они семья. Что они не одни в целом мире.
— Вот, — Айзен положил на кровать передо мной большую коробку. Ещё по две в мою комнату заносили Гин и Локи. — Это вроде картины твоего отца и фотографии из твоего дома.
— Папа рисовал? — я любопытно посмотрела на голубую коробку, после чего моментально вскрыла её. Действительно, там лежало множество холстов и несколько картин в рамках. Пейзажи в основном, очень много изображений неба, некоторые знакомые мне улочки Сейрейтей, поместье семьи Урахара недалеко от Широикири*. Я там очень давно не была…
У отца был явный талан к этому. Странно, что и я, и Киске не умеем рисовать от слова совсем. На этих картинах папа будто запечатлевал свои чувства. Я взяла особенно удачную работу в руки и бережно провела по засохшим мазкам какой-то очень приятно пахнущей краски, сохранившей свой аромат и до этих дней.
— Это прекрасно… — я чуть не заплакала. Это было так замечательно — прикасаться к вещам, которые свои руками создал истинный мастер и знаток своего дела. А когда это и ещё твой возлюбленный отец, воспоминания о котором ты утратил много лет назад, но они всё ещё хранятся в твоей душе, будто она обладает какой-то необычной способностью сохранять их несмотря ни на что — это трогало до физической боли.
Слеза всё-таки покатилась по моей щеке. Её стёр Айзен, слегка улыбаясь, будто понимающе или в попытке поддержать меня. Хотя кто знает, что у него на уме.