Вскрывая душевные раны (СИ)

Мы прошли мимо реки, и я невольно кинула на неё взгляд. Что поделать, вода всегда привлекала меня. Как и сто лет назад в ней плавали карпы Кой, играя с солнечными лучиками своей золотой чешуей. Только теперь их стало отчего-то меньше. Интересный факт. Спрошу как-нибудь у Рукии или Бьякуи об этом.

Впору составить список вопросов, а то все забуду.

В главном здании нас провели в сторону жилых комнат. Фуджи всё же вернула себе фальшивую живость и с улыбкой рассказывала мне о том, что где находится. Какого было её удивление, когда я сказала, что проведу экскурсию в разы лучше, чем она, и просто попросила провести меня уже в комнату. Её общество меня тяготило.

В итоге единственно новое, что я узнала, это местоположение нынешней комнаты Бьякуи, положение бывшей комнаты Хисаны, положение комнаты Рукии и положение своей комнаты. Мне удивил тот факт, что покои брата и покои сестры находились чуть ли не в прямо противоположных сторонах жилого отделения здания. А вот моя новая опочивальня была по соседству с малышкой.

Змеюка довела нас до моей новой комнаты и, наконец, оставила. Я свободно вздохнула, Рукия посмеялась.

— Госпожа Фуджи может быть немного назойливой.

— Немного? Да она придумала это слово! — я, словно обижаясь, сложила руки на груди.

— И чего ты так с ней? Она к тебе со всей душой.

— Агась, — снова кинула я. — Со всей своей змеиной душонкой.

— А нии-сама она нравится, — задумалась Рукия. — Говорит — энтузиазма не занимать, невероятно вежлива и дисциплинирована, а это очень важно. Вот он и назначил её управляющей.

— Конечно, она будет полна энтузиазма, когда только и мечтает, что запрыгнуть к нему в постель.

— Ну, и это тоже, — хихикнула Рукия.

Вот как?! Я была права!

— Змеюка… — шикнула я, и Рукия вновь рассмеялась. — А твой брат видимо любит людей, готовых отдать за него жизнь лишь за шанс быть рядом с Его Великолепием.

— Не говори так о нии-сама, — теперь Рукия обиженно бурчала. — Он очень хороший!

— Да-да… хороший, — я вздохнула. О том, что этот хороший нии-сама пытался убить её минимум два раза я лишний раз упоминать не стала.

Чтобы отвлечься от ненужных мыслей, я придирчиво осмотрела комнату.

Справа я сразу заприметила фусума, разделявшую помещение на две части. Слева здесь стояла низкая двуспальная кровать, застланная голубо-белым постельным бельём. Насколько я помню и Рукия и Бьякуя предпочитали футоны, видимо он решил, что мне сложно будет резко отвыкнуть от кровати, учитывая, что я спала на ней сто последних лет и три недели в лазарете. Если это так, то он чертовски прав.

По бокам кровати стояли такие же низенькие тумбочки, с лампой на каждой. Изголовья у неё не было, вместо него на стене в полукруге было написано (прим. автора: правильно говорить «написано», а не «нарисовано») дерево сакуры. Оно было такое реалистичное, я бы даже подумала, что здесь действительно растёт вишня, но только лепестки её цветов были небесно-голубого цвета, как и постельное бельё.

В стене параллельно входным сёдзи в левом углу была дверь. Остальную часть занимали ещё фусума. Я подошла к ним и отодвинула — там был встроенный шкаф, в котором лежали вещи, подаренные мне Исида, и ещё некоторые комплекты кимоно разных цветов из той же дорогостоящей ткани, из которой выполнена моя одежда, платья, спальные наряды, хаори, халаты и ещё что-то. Внизу, на полке для обуви стояли гэта, варадзи и даже туфли из мира людей. Плюс ко всему там лежали комплекты нижнего белья, а также и таби. Интересненько. Подозреваю, что всё это покупал явно не Бьякуя. Со злорадной мыслью, что он заставил заниматься моим гардеробом Змеюку, я закрыла шкаф.

Далее я подошла к тумбочкам. Мало ли, вдруг там что-то есть?

Отрыв первый ящик ничего интересного я не обнаружила, кроме как пяти разных форм расчёсок. В следующем — резинки и гребни. В следующем — ленты, заколки, шпильки и палочки. Он думает, что я так много занимаюсь волосами?

Я подошла к следующей тумбочке. Рукия молчаливо и внимательно за мной наблюдала, присев на кровать.

Открыла сразу нижний ящик — ничего. Средний — ничего. Верхний открыла чисто для галочки и даже смотреть в него не хотела. Но там всё же оказались вещи, за которые мой взгляд зацепился и впился.

Это были фото в рамке и цветастый веер. Я медленно, словно приворожённая, потянула руки к ним и взяла. Веер я отложила на тумбочку, смотря на фотографию.

Там были запечатлены двое — я и Бьякуя. Он был ещё хилым парнишкой, широко улыбающимся и выказывающим все свои эмоции, эдакий мальчуган, которому лишь несколько месяцев назад исполнилось 31 (время здесь относительно, не забывайте). И я — совсем ещё юная. Это был день моего второго совершеннолетия*. Почему второго? Лучше не спрашивайте, а вспомните слова Бени и Ренэйт о моем втором рождении.