Вслед за Эмбер

Я догадался, что она мать-одиночка и не может позволить себе няню, которая присматривала бы за ребенком после школы. В ящике лежали детские книжки, которые она предложила ему почитать, но, как это всегда бывает в стоматологических кабинетах, все хорошие книжки-раскладушки давно порвали. Игрушки вокруг выглядели так, будто их от души исколотили. Там были расчлененные фигурки, голые и безглазые куклы – идеальные игрушки для будущего психопата. За хорошее поведение мальчишка получил возможность нажать на рычаг – и стоматологическое кресло с гулом вернулось в исходное положение. Когда я встал, он даже не посмотрел на меня, продолжая разглядывать свои сильно потертые кроссовки той же марки, которые я носил в детстве: БЕДНОСТЬ.

– Как тебя зовут? – спросил я его.

Мать ответила за него:

– Его зовут Лиам.

– Сколько тебе лет? Около восьми?

– Девять в следующий четверг, – снова ответила она.

Так, в завуалированной форме, мы договорились о свидании:

– О да, Лиам с удовольствием сходит в зоопарк.

Она улыбалась, конечно, ему, а не мне.

Я и забыл, как противно пахнет в зоопарке, даже рептилии воняли до чертиков. Почему это никогда не беспокоило меня в детстве? Животные, отбывающие пожизненный срок за решеткой, нервировали меня теперь, когда я повзрослел и понимал истину. Пока Лиам старался привлечь внимание пары старых грустных орангутанов с отвисшими грудями, мы с Джанет держались в стороне и пытались лучше узнать друг друга. Как я понял, у нее были отношения со строителем, который удрал в Сидней, когда узнал, что она беременна. Я не стал рассказывать ей о себе так уж много, только то, что у меня были длительные отношения, которые не привели к «и жили они долго и счастливо». Джанет не выпытывала подробности – и мне это в ней понравилось.

Все время с Эмбер я чувствовал себя последней сволочью, разрушающей чужую семью, так что, думаю, моя доброта к Джанет и ее сыну помогла мне почувствовать себя хорошим человеком, несмотря на кровь на моих руках. Не успел я оглянуться, как жизнь претерпела множество серьезных небольших изменений. Разделять апельсины на четыре части для участников матчей, проходивших утром в субботу, а точнее, рано

утром в субботу, ездить по всему Окленду, не страшась ливней, вовсю болеть за команду, по какой бы траектории ни летел мяч, торчать по три часа в отделении неотложной помощи в нерабочие для обычных врачей часы из-за вывиха лодыжки или евстахиита, работать над плакатом, который должен «образно и точно» отобразить жизненный цикл лягушки или репродуктивный цикл хвойного дерева, неделями до и после научной ярмарки вынужденно перепрыгивать через вулкан из пищевой соды, сооруженный в ванной, спешить с забытой коробкой для ланча в школу, передавая ее, как агент под прикрытием. Мне пришлось быстро научиться исполнять роль нужного, но не всегда желанного отчима.

Однажды Лиам испортил мой телефон, расковыряв его, помимо всего прочего, ножом для удаления яблочной сердцевины. Телефон, черный и блестящий, был у меня уже некоторое время, хотя, полагаю, к тому времени он технически принадлежал не мне одному, а нам с Джанет, поскольку я уже покинул квартиру в Бельвью, переехал к ней и взял его с собой. Интересно, что Лиам взял нож не для того, чтобы вырезать больше круглых отверстий в циферблате, – он использовал циферблат в качестве стартовой площадки (неужели ножик для удаления сердцевины действительно похож на ракету?), и отверстия для номера один и два потеряли пластиковый разделитель между ними. Невероятно то, что ущерб нанес Лиам, но Джанет устроила бы головомойку мне, не прояви я твердость. По ее логике я обязан был быть внимательнее: Лиам мог лишиться глаза, если бы ножик-ракета попал в него, и вообще мой телефон был старой рухлядью, нечего «плакать по этому поводу». Я и не плакал, я просто не хотел, чтобы она сваливала всю вину на меня и мой телефон, который был в полном порядке до того, как Лиам взял его в руки. Так что подумай дважды, прежде чем обвинять меня!

Мы снимали квартиру в Парнелле (каморку с двумя спальнями, отделанную лепниной, которую Джанет любила называть ар-деко), и у меня просто пар валил из ушей, когда я пешком добрался до почты, а там женщина указала мне на необходимость сначала доказать, что телефон сломан и не подлежит ремонту, и только после этого они могли бы его заменить. И знаете что? Чтобы доказать это, я должен был пройти весь путь до дома, взять телефон (ведь мое слово ничего не стоило), вернуться и показать его. Но когда я это сделал, положив его, возможно, слишком самоуверенно на маленькую полочку перед ней, она спустила очки-полумесяцы на нос, отклонилась, осматривая аппарат, и заявила, что его можно починить, поэтому мне не разрешили получить новый. На том этапе моей жизни я не дал бы даже собственной матери указывать мне, что я могу делать и что не могу, поэтому не собирался позволять какой-то почтовой дамочке командовать мной.