Ни твоя мать, ни я не совершали убийства, такая мысль ни разу не приходила нам в голову. Хотелось ли мне иногда, чтобы Стюарт поторопился и быстрее умер? Да, черт возьми. Но делал ли я что-нибудь намеренно, чтобы он умер? Нет. Никогда. Но я считаю, что наша беспечность, наше, в основном мое, безрассудство, мои безответственные действия в ту роковую ночь, мои необдуманные поступки – вот что ускорило смерть Стюарта. В какой-то мере я мог быть виновен в непредумышленном убийстве. В конце концов, я был провокатором, подстрекателем, нарушителем спокойствия. Мой «моральный компас», если во мне когда-то и была такая настройка, похоже, сломался в безумстве нашей неистовой любви, по-другому не объяснить. То, что Стюарт все равно был обречен, ни в коем случае не оправдывает случившееся.
Я знаю, что нечестно вываливать на тебя эту правду, все это очень запутанно. Как нам, мне или тебе, сказать моим родителям, что они твои
Не буду отрицать, меня мучают сожаления и угрызения совести. Хотелось бы, чтобы жизнь давала возможность сначала потренироваться. В таком случае я все сделал бы лучше – в «настоящей» жизни. Боюсь, что я слишком сосредоточился на своих проступках вместо того, чтобы представить себя в выгодном свете. Может быть, ты будешь сурова ко мне и осудишь. Возможно, ты не одобришь мою открытость и прямолинейность, не оценишь, что я решил ничего от тебя не скрывать, даже того, откуда берутся дети. Мы с твоей мамой – не Барби и Кен, гладкие и отшлифованные, благоразумно лишенные некоторых жизненно важных деталей. Мы были настоящими, цельными людьми, и я хочу, чтобы ты знала и понимала нас такими. Я не хочу отделять секс от любви, одно часть другого так же, как сердце и кровь, они обретают смысл только вместе. Неудивительно, что благодаря этому акту любви, образно говоря, моя кровь и кровь твоей матери смешались, и этот единый поток продолжает течь в такт биению твоего сердца.
Родители часто пытаются уберечь детей от ошибок. Мой лучший родительский совет тебе: ДЕЛАЙ ОШИБКИ. ОШИБАТЬСЯ – НОРМАЛЬНО. Только так ты раз и навсегда почувствуешь, что правильно, а что нет. Но когда тебя съедает боль, не глотай таблетки, не кури и не нюхай ничего, чтобы унять боль, как это делала твоя мама. Пожалуйста, никакого кокаина, никакого метамфетамина, никогда, это ложные друзья. Боль, родная, нужно воспринимать не как врага, а как друга. Если прикоснуться рукой к огню, боль не даст нам держать там руку. Именно боль помогает менять то, что пошло не так, исправлять. На этом пути ты, вероятно, получишь много ран, но однозначно будет не так скучно, как успех с первой попытки – такой легкий и гладкий, однако быстро проходящий. Знаешь, жизнь – странная штука. Именно тяжелые времена мы помним отчетливо, а легкие почти не остаются в памяти.
Родная, если к тому времени, как ты достигнешь моего возраста, за твоими плечами не будет ничего, за что тебе было бы стыдно или что ты сделала бы по-другому, если бы могла, ничего такого, о чем ты сожалеешь, что изо всей силы хотела бы забыть, сгорая от стыда, значит, ты никогда не наслаждалась преимуществами молодости. И что бы ты ни делала, не думай, как я когда-то, что мир, в котором ты живешь, всегда будет таким же. Ландшафт мира постоянно меняется, пески движутся, снег сползает, скрывая одни вещи и оголяя другие, вода уступает место суше, суша – воде, целые континенты сталкиваются друг с другом, то же происходит и в человеческом обществе. Ничто не вечно, ни хорошее, ни плохое.
Только на моей памяти мир уже изменился кардинально. Я и представить не мог, что такое возможно и через сто лет. Например, год назад рухнула Берлинская стена, закончилась холодная война, прекратили существование восточный и западный блоки и коммунизм де-факто молчаливо признан ошибкой прошлого. Аплодисменты, музыка, ликование – это был еще один волшебный момент, как в Намбассе за десять лет до этого. Не хочу тебя утомлять, просто пытаюсь дать представление о том, как все это было для нас, поскольку мы связаны не только друг с другом, но и со всеми, кто живет в то же время, что и мы.