Вспомнить всё

– Да-да, конечно! Только я, видишь ли, точно знаю: вранье это все! – объявила жена. – Потому что сама написала это фальшивое надушенное письмо, чтоб тебя испытать… и оказалась права. Ты ответ писать взялся: я сразу же поняла, как только услышала из-за двери это «клац-клац»! Дверь запер, уселся, застучал на своей мерзкой грошовой машинке, что дятел! Вот я сейчас!..

Подхватив машинку вместе с письмом, жена Шоколадерри швырнула злосчастный «Гермес» за окно кабинета, в ночную темень.

– Насколько я могу судить, – слегка оправившись, заговорил Шоколадерри, – мисс Хрупкинс на свете не существует, а значит, вооружаться фонариком и искать за окном мой «Гермес» – если от такового хоть что-то осталось – дабы закончить письмо, смысла нет. Я ведь не ошибаюсь?

Жена глумливо усмехнулась, но до ответа не снизошла и твердым шагом покинула кабинет, оставив Шоколадерри наедине с собственными суждениями и жестянкой нюхательного табака «Босвелл» высшего сорта, слишком слабенького для подобных оказий.

«Ну что ж, – подумалось Шоколадерри, – в таком случае от Хильды мне, видимо, не избавиться до самой смерти. Интересно, однако ж, какой оказалась бы мисс Хрупкинс, существуй она на самом деле? И, кстати, пускай моя жена ее выдумала, но ведь где-нибудь на белом свете наверняка найдется особа, если не точно такая же, то хотя бы похожая на мисс Хрупкинс, какой я ее себе представляю… вернее, представлял, пока не узнал о Хильдиной выдумке. В конце концов, не может же моя супружница, Хильда, выдумать всех мисс Хрупкинс до одной», – с мрачной решимостью рассудил он.

Назавтра, отправившись на работу и оставшись один возле наполовину подточенного осокоря, Шоколадерри вынул из кармана блокнотик с огрызком карандаша, а также конверт с маркой, который ухитрился тайком от Хильды вынести за порог, и поудобнее уселся на кочку. Сосредоточенно заряжая нос крохотными щепотками «Безоара тонкого помола», он как можно разборчивее, чтобы проще было прочесть, написал на страничке блокнота:

Любому, кто это прочтет!

Пишет вам Боб Шоколадерри, молодой, вполне крепкий здоровьем бобр с обширными познаниями в области политологии и богословия, хотя большую часть их я, увы, постигал самоучкой. Мне хотелось бы побеседовать с вами о Господе, о Смысле Бытия и прочих предметах подобного сорта. Или, если угодно, в шахматишки можно сыграть.

Искренне ваш…

Подписавшись, он поразмыслил, заправил в ноздрю титанической величины щепотку «Безоара тонкого помола» и добавил внизу:

P.S.: Вы, случайно, не девушка? Если да, то, готов поручиться, очень, очень красивая!

Свернув листок вчетверо, он спрятал послание в почти опустевшую жестянку из-под нюхательного табака, старательно обмотал ее липкой лентой и пустил вниз по ручью, приблизительно в направлении северо-запада.

Спустя дней пять Шоколадерри – к неописуемому своему восторгу – углядел в ручье еще одну жестянку из-под нюхательного табака, не ту, которую отправил в плаванье сам, неторопливо плывущую вверх по течению приблизительно в направлении юго-востока.

Дорогой мистер Шоколадерри! (Так начиналась вложенная в жестянку записка).

Дружбы я, кроме сестры с братом, ни с кем не вожу, и если вы не из тех козлов, в которых здесь, пока я жила в Мадриде, превратились все поголовно, мне, разумеется, очень хотелось бы с вами встретиться.

Имелся в ответном послании и постскриптум:

P.S.: По-моему, вы очень умны, опрятны и, готова ручаться, великолепно разбираетесь в дзен-буддизме.

Подпись оказалась не слишком разборчивой, но, предприняв некоторые усилия, Шоколадерри разобрал и имя, и фамилию: Кэрол Липкопятто.

В ответ он незамедлительно написал следующее:

Дорогая мисс (миссис?) Липкопятто!

Скажите, вы настоящая, или просто новая выдумка моей жены? Этот вопрос необходимо разъяснить как можно скорее, поскольку теперь я, однажды купившись на ее фокусы, вынужден постоянно держаться начеку.

Обмотанная липкой лентой, жестянка из-под нюхательного табака с запиской внутри взяла курс на северо-запад.