Охваченная дрожью, Сара вернулась к лежащему на полу роби, остановилась над безжизненным биоэлектронным телом, не зная, что предпринять. Сквозь ее ноги виднелся ковер, но и рисунок ковра на глазах утрачивал четкость, а основа, и пол под ковром, и бетон перекрытия истончались, исчезали, растворялись в воздухе слой за слоем.
«Может, если срастить, склеить ленту… но как?»
Этого Сара себе даже не представляла. Вдобавок и Пуль почти исчез из виду вместе со всем остальным.
В лицо дунул свежий утренний ветер, но Сара ничего не почувствовала: ощущения, притуплявшиеся с каждой секундой, тоже сошли на нет.
Ветер усиливался.
Сказка о бобре по имени Шоколадерри, которому вечно чего-нибудь не хватало
В давние-давние, незапамятные времена, когда еще не изобретены были деньги, жил да был на свете в скромной хатке у скромной плотины, выстроенной собственными лапами и зубами, некий бобр по фамилии Шоколадерри. Жил он тем, что по поручению заказчиков сгрызал под корень деревья и расчищал кусты, а плату за труд брал покерными фишками полдюжины разных цветов. Больше всех прочих Шоколадерри нравились синие, но доставались они ему крайне редко: такими оплачивались только небывало крупные заказы на валку леса. Долгие годы трудов принесли Шоколадерри всего три синие фишки, однако логика подсказывала, что этим количеством их мировые запасы отнюдь не ограничены, а потому в течение дня он, давая отдых зубам, время от времени ненадолго прерывал работу, наливал себе чашечку растворимого кофе и с головой погружался в размышления о фишках всех цветов, включая синие.
Жена его, Хильда, при любой возможности докучала мужу непрошеными советами.
– Погляди на себя! – обыкновенно начинала она. – Тебе же давным-давно к психиатру сходить пора! Твой запас белых фишек не составит и половины от скопленного Ральфом, и Томом, и Питером, и Бобом, и Джеком, и Эрлом – любым из соседей, трудящихся не покладая зубов, а почему? Да потому, что ты слишком занят пустыми мечтами о своих проклятых синих фишках, хотя все равно никогда их не добудешь, поскольку, вот положа руку на сердце, если хочешь знать чистую правду, тебе не хватает таланта, энергии, огонька!
– «Энергия» и «огонек» в данном случае – одно и то же, – мрачно парировал Шоколадерри… но в глубине души понимал, насколько она права.
В этом-то и состоял главный недостаток его жены: правда всегда, в любом случае оказывалась на ее стороне, тогда как за ним оставалась только пустая болтовня, а правда, выставленная на арену жизни против пустой болтовни, как правило, не оставляет последней ни шанса на выигрыш.
Признав правоту Хильды, Шоколадерри выкопал из личной, строго секретной заначки в потайном месте, на дне неглубокой впадины под небольшим валуном, восемь белых фишек и отправился в дальний путь, за целые две с тремя четвертями мили от дома, к ближайшему психиатру – разжиревшему, ни на что не пригодному кролику, с виду больше всего напоминавшему кеглю и зашибавшему – если верить его супруге – по пятнадцать тысяч в год – ну да, а что особенного?
– Шикарный нынче денек, – любезно приветствовал его психиатр, доктор Проппади-Пропп, отправив в рот пару пилюль от изжоги и откинувшись на спинку вращающегося кресла с толстенной, мягкой как пух обивкой.
– Чего же тут, черт возьми, шикарного, – возразил Шоколадерри, – когда прекрасно знаешь, что не разживешься еще одной синей фишкой до самой смерти, как ни вкалывай изо дня в день, как ни рви на работе жилы… а чего ради, спрашивается? Она же все спускает куда быстрее, чем я зарабатываю! Пусть даже я заполучу в зубы синюю фишку – дня не пройдет, как она будет истрачена на первый из ежемесячных платежей за какую-нибудь дорогущую безделушку вроде самозаряжающегося фонарика мощностью в двенадцать миллионов свечей… с пожизненной гарантией!
– Чертовски шикарная штука эти, как вы сказали… эти самозаряжающиеся фонарики, – заметил доктор Проппади-Пропп.
– Я и к вам пришел только потому, что жена заставила, – признался Шоколадерри. – Она ведь мной вертит, как хочет. К примеру, скажет: выплыви, дескать, на середину протоки да утопись… и знаете, что я сделаю?
– Взбунтуетесь, – предположил доктор Проппади-Пропп, закинув задние лапы на стол из капа ореха.
– Я ее пну прямо в мерзкую рожу, – прорычал Шоколадерри. – В клочья порву, перегрызу надвое, поперек брюха! Правы вы, доктор, чертовски правы. Ну, то есть это не шутки, а факт. Я ее ненавижу.
– А насколько ваша супруга похожа на вашу матушку? – полюбопытствовал кролик.
– Матери я не помню вообще, – сварливо – то есть в обычном, по словам Хильды, для себя тоне – ответил Шоколадерри. – Младенцем меня выловили из болота Напа, плывшего по течению в коробке из-под ботинок с запиской «КТО НАШЕЛ, ТОТ И ХОЗЯИН», нацарапанной от руки.
– Что именно вам снилось в последний раз? – осведомился доктор Проппади-Пропп.