Вспомнить всё

– То же самое, что и всегда, – проворчал Шоколадерри. – Каждую ночь мне снится, будто я покупаю в аптеке двухцентовую мятную лепешку в шоколадной глазури – самую обыкновенную, вроде медальки в обертке из зеленой фольги, а развернув ее, вижу: никакая внутри не лепешка, а… а знаете, что?

– Полагаю, вы меня просветите, – ответил доктор, причем таким тоном, будто прекрасно знал, о чем речь, но являть чудеса прозорливости бесплатно вовсе не собирался.

– Синяя фишка, – горячо выпалил Шоколадерри. – Вернее, на вид – в точности синяя фишка. Плоская, круглая, того самого цвета, и размер тот же. Однако во сне я каждый раз думаю: «Может, это просто мятная лепешка в синей глазури»… ну, бывают же на свете и такие, наверняка! После подобных мыслей мне жуть как не хочется прятать ее в строго секретный тайник на дне неглубокой впадины, под самым обычным на вид валуном, но куда деваться? А потом, понимаете, начинаются жаркие дни, и я, явившись за синей фишкой – то есть якобы синей фишкой – вижу: растаяла она на жаре безнадежно, потому что в итоге действительно оказалась не синей фишкой, а мятной лепешкой. И кому, спрашивается, иск предъявлять? Изготовителю? Господи, так он и не думал утверждать, будто внутри синяя фишка: во сне на обертке из зеленой фольги ясно сказано…

– По-моему, – мягко оборвал его доктор Проппади-Пропп, – время приема вышло. Углубленным исследованием данного аспекта вашей психики мы вполне можем заняться на следующей неделе: полагаю, он приведет нас к чему-то конкретному.

– Но вы, доктор, хотя бы скажите, что со мной не так, – потребовал Шоколадерри, поднимаясь на ноги. – Мне ответ нужен. Можете быть откровенны, говорить прямо… скажите: я псих?

– Н-ну, – выдержав внушительную паузу, промычал доктор Проппади-Пропп, – иллюзии налицо, но нет, вы вовсе не псих: вам ведь голос Христа или еще кого-то подобного в голове не велит отправляться на улицу и насиловать всех, кто под руку подвернется! Нет, у вас просто иллюзии – насчет самого себя, работы, жены… а может быть, и не только. Всего хорошего.

Тоже встав с кресла, он мячиком поскакал к выходу из кабинета и учтиво, но непреклонно распахнул дверь. За дверью темнел туннель, ведущий из кроличьей норки наружу.

Тут Шоколадерри почему-то почувствовал себя обжуленным: казалось бы, он только разговорился, и вот, пожалуйста, уже уходить пора!

– Ручаюсь, вы, мозгоправы, синие фишки лопатой гребете. Надо, ох, надо было самому поступить в колледж, выучиться на психиатра и потом всю жизнь не знать ни горя, ни заботы… ну, кроме Хильды: она-то, наверное, осталась бы прежней и никуда от меня не делась.

На это у доктора Проппади-Проппа ответа не нашлось, и Шоколадерри, мрачный как туча, отправился назад, за четыре мили к северу, туда, где в данный момент трудился над громадным осокорем, росшим у берега Пэйпермилл-крик, и с остервенением вонзил зубы в ствол дерева у самых корней, воображая, будто этот злосчастный осокорь – своего рода сизигия, совокупность доктора Проппади-Проппа и Хильды.

Почти в тот же самый момент из-за кипарисовой рощи неподалеку стремительно вылетел, уселся на ветку раскачивавшегося под натиском Шоколадерри осокоря нарядный, лоснящийся дикий голубь.

– Письмецо вам сегодня, – сообщил голубь, выпустив из клюва конверт, спланировавший на землю точно к задним лапам Шоколадерри. – Письмецо, да не простое, доставлено авиапочтой. Любопытно. Я поглядел на просвет: писано от руки, не на машинке… а почерк, кажется, женский.

Шоколадерри ловко вспорол конверт острыми передними резцами. Ясное дело, почтовый голубь оказался полностью прав: вот она, рукописная весточка от какой-то незнакомой дамы. Совсем коротенькое, письмо незнакомки гласило:

Дорогой мистер Шоколадерри!

Я люблю вас.

Искренне ваша, всем сердцем надеющаяся на ответ,

Джейн Хрупкинс-Юбкинс

Ни о какой Джейн Хрупкинс-Юбкинс Шоколадерри в жизни не слыхивал. Повертев письмецо в руках, он не нашел никаких приписок, принюхавшись, почуял – или ему показалось, будто почуял – слабый, едва уловимый, дымчатый аромат духов. Однако на оборотной стороне конверта нашлось еще кое-что интересное – обратный адрес, также начертанный рукой Джейн Хрупкинс-Юбкинс… да, кстати, мисс или миссис?

Все это взволновало Шоколадерри – словами не передать.

– Ну и как? Прав я, а? – полюбопытствовал почтовый голубь с ветки над головой.

– Нет, – соврал Шоколадерри. – Это счет, только написанный так, чтобы на личное письмо было похоже.

Опустив взгляд, он сделал вид, будто вновь принялся подтачивать осокорь. Обманутый голубь, чуточку подождав, захлопал крыльями, взвился ввысь и вскоре исчез из виду.