– Так объясни же, черт побери, – буркнул Крейн.
– О чем вы?
Встревоженная девушка вскинула голову, прижала кулачок к груди чуть ниже ключиц.
«Будто вцепившись в несуществующую ладанку со святыми мощами», – мелькнуло у Эддисона в голове.
– Нас укокошило на возврате, – отрезал Бенц, самый бесчувственный, или, по крайней мере, самый прямолинейный из всех троих. – Понимаете, мисс… э-э…
– Хокинс, – робко пролепетала девушка.
– Очень приятно, мисс Хокинс, – откликнулся Бенц, в обычной манере, с ленцой, смерив девушку холодным взглядом. – А имя у вас имеется?
– Мерри Лу.
– О'кей, стало быть, Мерри Лу. Звучит, правда, точно имя официантки, вышитое на блузке, – продолжал Бенц, повернувшись к товарищам. – «Меня зовут Мерри Лу, я буду подавать вам ужин, и завтрак, и ленч, и ужин, и завтрак еще дня два, три, четыре, пять – словом, пока не оставите этой затеи и не отправитесь восвояси, в собственное время; будьте любезны, с вас пятьдесят три доллара восемь центов, не считая чаевых; надеюсь, больше вы в жизни сюда не вернетесь, ясно?»
Голос его задрожал, сигарета в руке – тоже.
– Простите, мисс Хокинс, – вздохнув, извинился он. – Взрыв в точке возврата всех нас здорово выбил из колеи. Мы ведь узнали о нем сразу же по прибытии сюда, в ПВК, и знаем дольше, чем кто-либо другой… с тех самых пор, как достигли Промежуточного Времени.
– Только поделать ничего не можем, – добавил Крейн.
– И никто другой не сумеет, – подытожил Эддисон, обнимая подругу.
На миг его снова накрыло неотвязным ощущением «дежавю»… и тут он понял, осознал, почему.
«Мы в замкнутой темпоральной петле, – подумал он. – Переживаем все это снова и снова, стараемся решить проблему, возникшую в точке возврата, каждый раз воображая, будто этот раз – первый, единственный… и все напрасно. Которая это попытка? Сотая? Тысячная? А может, мы вовсе, снова и снова впустую, безрезультатно вороша одни и те же факты, сидим здесь уже в миллион первый раз?»
Эти мысли вытягивали последние силы, пробуждали глубокую, философского толка ненависть ко всем остальным, к тем, кому не приходится разбираться в подобных загадках.
«Да, – думал он, – как говорится в Библии, всем нам один конец, но… но для нас троих он уже наступил. Мы-то уже мертвы, а потому как можно вытаскивать нас из могил на Землю, заставлять спорить, раздумывать, волноваться в попытках выявить причину сбоя? По большому счету все это должны бы взять на себя наши наследники. С нас уже хватит. Хватит».
Впрочем, вслух Эддисон, щадя чувства товарищей, ничего подобного высказывать не стал.
– Может, вы во что-нибудь врезались? – предположила девушка.
– Может, и так, – саркастически поддержал ее Бенц, покосившись на остальных. – Может, и врезались. Во что-нибудь.
– Телевизионные обозреватели, – пояснила Мерри Лу, – постоянно твердят об опасности, войдя в точку возврата со сдвигом по фазе, столкнуться на молекулярном уровне с физическими объектами, любой из которых… – Запнувшись, девушка махнула рукой. – Ну, знаете: «Два различных объекта не могут занимать один и тот же пространственный объем в один и тот же момент времени». Может, по этой причине все и взорвалось?
Умолкнув, она обвела темпонавтов вопросительным взглядом.
– Да, риск, конечно, далеко не нулевой, – признал Крейн. – По крайней мере, теоретически, согласно расчетам доктора Файна из плановой группы – вопросами оценки риска занимались они. Однако наша капсула оборудована рядом различных блокирующих устройств, причем действующих автоматически. Во избежание «накладок», до полной пространственной синхронизации капсулы с точкой возврата возврат невозможен. Конечно, все эти устройства могли, одно за другим, отказать… но в момент пуска я внимательно следил за показаниями приборов, и все они – все до единого – утверждали, что с точкой возврата мы синхронизированы безупречно. Предупреждающих сигналов я также не слышал. И не видел, – поморщившись, добавил он. – То есть сбой произошел не на старте.
– Кстати, – внезапно подал голос Бенц, – вы себе представляете, насколько разбогатели наши ближайшие родственники? Все эти государственные и коммерческие страховки на случай гибели… а ведь наши «ближайшие родственники», то есть самые прямые наследники – кто? По-моему, мы сами. Десятки тысяч долларов… как с куста, приходи и бери! Загляни в страховую контору: я, дескать, мертв, давайте-ка, деньги на бочку!
«Публичные церемонии прощания с погибшими, – вспомнилось Эддисону Дугу. – Торжественные похороны сразу же после аутопсии. Длиннющая вереница задрапированных трауром „Кадиллаков“ вдоль Пенсильвания-авеню со всей верхушкой правительства и высоколобой ученой братией… и мы, причем не в одном – в двух, так сказать, экземплярах! Лежащие в дубовых, окованных бронзой, накрытых флагами гробах ручной полировки… и, надо думать, машущие толпам скорбящих из открытых лимузинов».
– И про панихиду не забывайте, – напомнил он товарищам вслух.
Остальные непонимающе, возмущенно уставились на него, но, судя по выражениям лиц, один за другим сообразили, о чем речь.
– Ну уж нет, – проскрежетал Бенц. – Это… немыслимо.