Вспомнить всё

Ничего, ничего. Собственное исчезновение он переживет. Вот если бы исчезли они…

Да, знал он их от силы четверть часа, однако они уже значили для Шоколадерри куда больше, чем он сам… и на душе у него сделалось гораздо, гораздо легче.

Найдутся ли у него для них синие фишки или нет – а именно это их вроде бы в первую очередь и интересовало, – они как-нибудь да вывернутся. Проживут. Не смогут лестью, хитростью либо силой выманить, выудить синие фишки из его кошелька, добудут еще у кого-нибудь, а то и вовсе с радостью обойдутся без них. По сути, фишки им не нужны. Фишки они просто любят, а прожить смогут хоть с ними, хоть без… вот только обычная жизнь им, говоря откровенно, неинтересна. Они желают, намереваются, точно знают, как достичь настоящего, полного счастья, а простое житье не для них – им подавай Жизнь с большой буквы!

– Надеюсь, мы еще увидимся, – сказал им Шоколадерри. – Вернее, надеюсь, что вы еще увидите меня. Надеюсь, я время от времени буду появляться в вашей жизни хоть ненадолго… так просто, поглядеть, что у вас новенького.

– Нет уж, нас в свои планы не впутывай, – в унисон откликнулись девушки.

К этому времени от Шоколадерри не осталось практически ничего – разве что облачко сизого дыма, жалко подрагивавшего в поредевшем воздухе, еще недавно служившем ему надежной опорой.

– Ты к нам еще вернешься, – уверенно, будто сердцем чувствуя, что в этом не может быть ни малейших сомнений, успокоила его заботливая, облаченная в кожу толстушка с исполненным теплоты взглядом. – Не горюй, увидимся как-нибудь.

– Надеюсь, – вздохнул Шоколадерри и обнаружил, что даже его затухающий голос сделался почти неслышным, ослаб, будто радиосигнал с какой-то далекой звезды, давным-давно остывшей в космическом холоде, обернувшейся безжизненным, ледяным черным камнем.

– Идемте на пляж, – предложила азиатка.

Троица девушек – вполне настоящих, основательных, ощутимых – отвернувшись от Шоколадерри, уверенным шагом двинулась прочь.

«Интересно, нет ли возле их пляжа высоких, толстых деревьев, которые нужно свалить? И где этот пляж? И что там вообще хорошего? И есть ли у него название?» – подумал Шоколадерри… или, по крайней мере, шлейф оставшихся от него ионов, наподобие инверсионного следа, тянущегося за самолетом, отмечавший его путь вплоть до ухода из жизни.

– Хочешь с нами пойти? – на секунду замедлив шаг, оглянувшись, спросила сострадательная, заботливая толстушка в кожаной куртке, отделанной мягкой бахромой. – Пожалуй, в этот раз мы могли бы ненадолго взять с собой тебя… но больше уже не сможем, сам понимаешь.

Ответа не последовало.

– Любимый мой, – вполголоса, еле слышно прошептала она и с влажным блеском в глазах, со счастливой, печальной, всепонимающей улыбкой двинулась дальше.

Двинулась дальше, чуть медленнее, чуть позади спутниц, словно затем, чтоб украдкой, тайком от них еще разок оглянуться назад.

Приятный сюрпризец для нас, темпонавтов

Склонив голову книзу, Эддисон Дуг устало, нога за ногу, брел наверх длинной, извилистой чередой полукруглых ступеней из пластмассы под красное дерево. Казалось, каждый шаг причиняет ему настоящую боль, да такую, что наблюдавшую за ним девушку так и подмывало помчаться на помощь. Ей самой больно было видеть, насколько он устал и измучен, но в то же время она искренне радовалась его возвращению. Шаг за шагом, шаг за шагом, Эддисон Дуг шел к ней, не поднимая головы, на ощупь, как будто…

«Как будто проделывал этот путь много раз, – внезапно подумалось ей. – Наизусть его знает… только откуда?»

– Эдди! – воскликнула она, сорвавшись с места и бросившись ему навстречу. – А по телевизору говорили, что тебя нет в живых! Что все вы погибли!

Эддисон, приостановившись, поднял руку, чтобы отбросить назад темную челку, только нащупать ее не смог: перед запуском весь экипаж остригли под нуль, о чем он, очевидно, забыл.

– С каких пор ты начала верить всему, что ни скажут по телевизору? – откликнулся он и двинулся дальше, все так же устало, однако с улыбкой, протянув руки ей навстречу.

Господи, как же приятно, обняв его, оказаться в его объятиях – в объятиях куда крепче, чем она ожидала!

– А я уже собиралась подыскивать кого-нибудь другого вместо тебя, – выдохнула она.

– Только попробуй. Башку оторву, – предупредил он. – Да и затея все равно безнадежная: меня заменить не сможет никто.

– Но как же взрыв? – вспомнила она. – В новостях сообщали, будто на входе в…

– Не помню, – ответил Эддисон тем самым, особым тоном, на деле означавшим: «Это я обсуждать не намерен».

Прежде этот тон неизменно выводил ее из себя, но сейчас она даже не думала обижаться. Сейчас она чувствовала, насколько страшными, неприятными могут оказаться воспоминания.

– Я погощу у тебя пару деньков, если не возражаешь, – продолжил Эддисон, как только оба двинулись наверх, к распахнутой парадной двери домика под островерхой двускатной крышей. – Чуть позже – может быть, уже к вечеру – и Бенц с Крейном подтянутся. Столько всякого обсудить нужно, о стольком помозговать…