Встречь солнцу. Век XVI—XVII

— Я и сам недавно встал. Вот эти шишки запечные разбудили, — обвёл добродушным взглядом Анцыферов своих казаков. — Разве заставишь их спать, коль они почуяли, что в Верхнекамчатске тянет хмелем, куда ни поведёшь носом... Прослышали мы, что брата вашего, Михаила, убили. Вот и решили зайти, помянуть покойника. Казак был добрый. Да вся наша служба такая, что не знаешь, где и когда голову сложишь.

— Мишку я хорошо знал, — вступил в разговор Шибанов. — Ходили мы с ним на сбор ясака вместе на реку Жупанову года три тому. На устье, возле скал, прижало нас приливом морским. Кругом вода, волны уже по пояс хлещут. Ну, думаем, гибель. Так нет же, изловчился Михаил, сунул нож в трещину в скале, подтянулся, сам вылез на уступ, а потом и меня выволок на ремне. Ловкий казак был.

— В шахматы тож мастер играть был, — стал вспоминать и Торской, щипля вислые свои усы. — Нет мне на Камчатке в шахматы играть равных, а он несколько раз разделывал меня вчистую.

— А из пистоля как садил! — покрутил головой Дюков. — Меня и научил не глядя попадать в подкинутую шапку с пятнадцати саженей, даром что моложе меня на два года был.

— Проходите, проходите, гости дорогие, — стал приглашать Пётр казаков к столу. — У нас тут не только поминки, но и крестины и свадьба — всё скопом.

Казаки сразу загалдели, дружно рассаживаясь за столом.

Увидев, сколь радушно Пётр принимает его гостей, Иван решил раз и навсегда забыть, как хитро провёл брат раздел имущества. Пока слуги, суетясь вокруг стола, заставляли его закусками, Иван спустился с Петром в подпол и они подняли в горницу трёхвёдерным бочонок с вином. Появление бочонка было встречено общим одобрительным гулом.

— То по-нашему, по-казацки! — прокричал Шибанов, оскалив в улыбке крепкие, чистые до синевы зубы, и ловким ударом вышиб у бочонка верхнее донце.

Вино черпали корцом и разливали по деревянным чаркам. Кто-то из казаков успел сбегать за солёной и копчёной рыбой, доставленной накануне в острог. И стол был готов для пиршества.

Козыревские, памятуя о том, что уже изрядно выпили, подняли с казаками по первой чаре, а последующие старались пропускать.

Мария на этот раз осушила с казаками несколько чарок, и лицо её покрылось румянцем. Крики «горько» звучали беспрерывно, и они с Петром уже устали целоваться. Мария словно светилась вся от счастья, от дружелюбия казаков, от общего веселья.

Она сидела за столом до тех пор, пока не пришло время кормить и укладывать малыша, ещё не отнятого от груди. Малыш подал о себе знать на весь дом таким требовательным криком, что казаки рассмеялись.

— Ну, Пётр, кремень-мальчишка у тебя вырастет.

— Орёт, аж потолок дрожит!

— За самого младшего из Козыревских! За силу русскую!

Деревянные чары дружно взлетели над столом. Постепенно разговор перешёл на общие казацкие дела. Казаки уже слышали, что Атласов привёз из Якутска их жалованье, не запамятовал выдать его служилым, и теперь возмущение выплеснулось наружу.

Увидев, что за Марией закрылась дверь, Анцыферов понизил голос:

— Тут вроде все свои? — при этом он пристально взглянул на Петра Козыревского.

— Да чего там! Все свои, — поспешно отозвался Пётр, поняв, что Анцыферов сомневается в нём.

— Что ж, раз тут все свои, так давайте думу думать, как быть.

— Острожных казаков надо пощупать, чем дышат, — предложил Шибанов. — А потом уж и решать.

— Да кто ж из острожных казаков не хочет получить своё законное жалованье? — поспешил вставить Пётр, которого невысказанное недоверие Анцыферова, должно быть, сильно задело. — Все острожные казаки за Беляева держатся. Он тут в крепости сила, хоть начальником острога и числится Костька Киргизов. В первую голову надо с Беляевым поговорить.

— За Атласовым тоже сила, — напомнил осторожный Торской, поглаживая бритую свою голову. — Если за нами и за Беляевым большинство здешних казаков станет, жалованье своё мы стребуем. Пусть Атласов не забывает, что Камчатка далеконько от Якутска. Споткнётся, так некому будет бегать жаловаться. Воеводская рука сюда дотянется не скоро.

— Атласов собирается днями отправлять большую партию служилых на Бобровое море, на реку Авачу, чтоб тамошних камчадалов и коряков привести в покорство, — проговорил Матвей Дюков, прижмуривая правый глаз, словно целясь из пистоля. — Думаю я, что с партией этой многие из ближнего окружения головы уйдут. Нам лучше всего потребовать отчёта у Атласова, когда партия выступит из крепости, а до тех пор звать в наш сговор других казаков.

— Дюков дело говорит, — одобрил Торской. — В жизни, как и на шахматной доске, всё должно быть рассчитано. Иначе партия будет проиграна. Надо подвести исподволь Атласову такую пешечку, которая выскочит на край доски и окажется в ферзях. Лучше, если схватку начнут сами здешние казаки, а мы будем держаться в тени до поры. Беляева я знаю. Чуть Атласов поприжмёт его, он тут же и покажет зубы. А зубы у него крепкие, да и кулак мало чем уступает кулаку нашего Анцыфера.

ПОСЛЕ ПИРА