Встреча с каменным веком

Женщины встретили нас с плетеными мешками, полными батата и других овощей. Мы с удивлением обнаружили среди овощей морковь. Оказалось, что туземцы по собственной инициативе «импортировали» ее из патрульной базы, то есть когда-то они попросту стащили ее, но так как это оказалось ценной инициативой, они не понесли наказания[11].

Морковь доставила нам удовольствие. Мы расплачивались солью — по две пригоршни за каждую плетенку с овощами. Вот когда наши носильщики могли наесться до отвала!

Весь остаток дня Дэннис заполнял свои книги подушной переписи, отмечая в них все рождения, смерти и браки, которые произошли здесь со времени последней переписи. Тем временем туземец-самаритянин[12] занимался ранами, ссадинами и другими недугами местных жителей. Мы заметили, что у многих мужчин были раны, нанесенные копьями и стрелами.

— Они постоянно воюют со своими соседями с того берега реки, — объяснил мне Дэннис.

Я в это время делал фотографии, снимал фильм и с помощью переводчика покупал этнографические экспонаты для датских музеев.

И хотя первый день прошел без всяких происшествий, я чувствовал смертельную усталость, когда после обильного ужина лег на свою походную постель. Я лежал, прислушиваясь к треску костра и шуму реки, и размышлял о том, что значит быть счастливым.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Жертвоприношения в дебрях.

Колдун[13]

продал божество,

чтобы купить себе новую жену

В дебрях забрезжил новый день.

Неяркий свет проник через низкую дверь хижины. Первыми звуками, дошедшими до моего сознания, были тихие голоса из палатки, где расположилась кухня, далекий шум реки и воркованье лесных голубей, к которому кое-где примешивались крики других птиц.

Несколько минут я лежал неподвижно и слушал. Казалось, птицы еще не решили, пора ли им просыпаться. Было прохладно и очень влажно. Я чувствовал, как к моим усталым и стертым ногам медленно возвращается жизнь.

Вся долина была скрыта утренним туманом. Сквозь это светло-серое шелковистое покрывало проглядывали макушки деревьев, растущих на склонах. Ландшафт походил на нежную китайскую живопись.

Но вот пришел повар, на которого вся эта красота не производила ни малейшего впечатления, и равнодушно сказал:

— Маста, кай-кай финне! (Господин, еда готова!)

А через час мы уже шли дальше на запад, в деревню Мурирагу, лежавшую на территории,^- которая до сих пор не попала под постоянный контроль патрульной службы.

По блестевшей от дождя тропе мы без конца то поднимались в гору, то спускались вниз. Мои ноги, отвыкшие от долгой ходьбы, еще болели после вчерашнего перехода, и я с облегчением вздохнул, когда вечером мы остановились наконец возле патрульной хижины в Мурираге.

Жители деревни были настроены очень миролюбиво. Они сидели небольшими группами возле своих хижин и внимательно наблюдали за нами, обсуждая все наши действия. Женщины, немного испуганные, держались поодаль. Единственным признаком, говорящим о связи Мурираги с окружающим миром, было несколько стальных топоров, которые мужчины получили за постройку и содержание в порядке хижины для патруля.

Поздно вечером вокруг нашего жилища собрались мужчины, и тут я в первый раз услышал слово «Упин».

Через нашего переводчика Пойу я попросил одного из стариков, по имени Айанга, рассказать мне немного об обычаях и обрядах племени энга. Из его рассказа я понял, что Упин — это их божество, которого они боятся и которому приносят жертвы.

Дэннис сказал, что никто из европейцев никогда не видел изображения этого мистического божества, рассказы о котором он тоже слышал.

Продолжая терпеливо расспрашивать старика, я постепенно узнал, что Упином в племени энга называют мужскую фигуру длиною в один метр, сплетенную из особого луба. Каждый род племени энга имеет своего Упина, и только колдунам известно, где он хранится.

Колдуны внешне ничем не отличаются от остальных туземцев, и человеку постороннему очень трудно узнать их среди прочих. В племени они являются своего рода церемониймейстерами. Только им известно, как совершаются все обряды в честь Упина.

Дух Упина строго следит за жизнью племени энга. Эпидемии, неурожаи, землетрясения, грозы и прочие несчастья — все это считается выражением гнева Упина. Чтобы ублажить божество, ему приносят жертвы и совершают в его честь различные обряды, окруженные глубокой тайной. За их исполнение колдуны требуют особого вознаграждения. Для совершения обрядов Упина переносят из тайника, где он обычно хранится, в обрядовую хижину. Эта маленькая, сплетенная из травы хижина с остроконечной крышей строится, как правило, в молодом лесу или густом кустарнике. Женщины и дети туда не допускаются.