Встречный огонь

Потом он застал ее возле озера, когда она отдыхала у воды. Жарко было. Дарима искупалась и сидела на траве, заплетала косы… Опять думы о Балбаре не давали ей покоя. Было ли у Даримы с ним счастье? Как бабочка, порхая от цветка к цветку, так он искал свою любовь.

«Помнишь ли ты, Балбар, имена девушек, которых обманул?» Когда я однажды спросила тебя об этом, ты засмеялся и сказал, что среди них ищешь единственную. Я обиделась, хотела уйти. А ты прижал меня к своей груди, и я услышала, как бьется твое сердце. «Не напоминай мне об этом, — попросил ты ласково, — я и в самом деле виноват. Но любовь одна. И я нашел ее. Не уходи. Хочешь, стану перед тобой на колени? Пойду туда, куда ты пошлешь. Я тебя не обижу…» Ты клал свою кудрявую голову на мое плечо, целовал мне шею, щеки… Жарко было от твоего дыхания, Балбар. И я все тебе простила.

Но потом я узнала, что ты проводил ночи с Бутид-Хандой, родившей ребенка в девушках. Говорят, это твой ребенок. Кто знает, может, и твой? До сих пор не видела, какой он. На душе у меня стало так тяжело, словно проглотила камень.

Я сказала тебе: «Не приходи ко мне больше». А ты приходил: за десять километров из Ганги шел пешком, на гурты. Потом работал без сна, без отдыха и опять шел, чтобы встретиться со мной. Я начала верить тебе снова, Балбар. И если бы ты стал настойчивей добиваться близости, я бы, наверное, пошла на это — так ты обворожил меня своей любовью… К счастью, этого не случилось. А потом этот подарок… Для меня это был дорогой подарок. Не потому, что золото. Нет… Изредка я прикладывала часы то к одному уху, то к другому, и мне казалось, что в них бьется твое сердце: тук-тук… Стыдно вспомнить… Кто бы мог подумать, что золотые часы, которые ты подарил мне, были добыты ценою такого позора? Зачем ты сделал это, Балбар? Я же не знала, что во время уборки хлеба ты вместе с шофером, приехавшим из города, тайно продал зерно и на вырученные деньги купил мне это… Лучше бы меня убило молнией, лучше бы я сквозь землю провалилась, чем идти на допрос. Незнакомый милиционер заставил меня расписаться в протоколе. И часы твои я отдала. Как было стыдно… Никогда не думала, что ты способен на преступление, Балбар… Пусть тебя кто угодно прощает, только не я»…

Дарима обхватила голову руками. В знойной степи было тихо. Лишь иногда ввинчивался в тишину переливистый птичий свист, редко блеяли овцы да шелестели травы. Неожиданно к этим звукам примешался топот. Дарима испуганно вскинула голову. Банзар Бимбаевич… Он поздоровался, не сходя с коня. Дарима впервые почувствовала, что рада встрече с председателем. Она живо вскочила.

— Как хорошо, что вы приехали, Банзар Бимбаевич!

Они сели рядом. Чтобы как-то завязать разговор, Дарима сказала:

— Знаете, Банзар Бимбаевич, я хочу уехать в город, учиться… В сельскохозяйственный техникум…

Она и раньше думала об этом. Председатель много рассказывал ей о больших городах. А Дарима, кроме Улан-Удэ, не видела ничего, да и в нем-то была всего раза два. Неужели всю жизнь ей пасти овец, а дома от солнца до солнца слушать ругань сестры? Она заглянула в глаза председателя, ожидая его ответа.

— Я очень рад… Это никогда не поздно — учиться… Только ведь надо подготовиться, Дарима, вспомнить, что учила в семилетке, — он говорил, не спуская с нее внимательных глаз.

У Даримы толстые тугие косы до колен, на щеках круглые ямочки. Когда она улыбается, ее глазам могут позавидовать звезды. Каждый шаг ее как волна, каждое движение — песня… Наверное, купаясь в озере, она расстилает на воде свои черные волосы и сама любуется ими. Дарима, Дарима, нежная, милая царевна… Если бы только она знала, какие дерзкие мысли приходят в голову Банзару Бимбаевичу… Но сказать ей об этом он не решается. Поймет ли она? Ведь он председатель, она — чабанка. Она может просто постесняться, оттолкнуть его. Вот почему он должен быть осторожным и чутким к ней.

— Отпустим учиться, если у тебя есть такое желание. Колхозу нужны специалисты, знающие свое дело…

Разговор был недолгим, и не каким-то особенным, но после него Дарима стала часто думать об этом человеке. Перегоняя овец на новое пастбище, она все поглядывала в сторону дороги: не покажется ли знакомый всадник?

Как-то раз Дарима, разговаривая с председателем, спросила у него просто так:

— Вам бывает когда-нибудь скучно, Банзар Бимбаевич?

Председатель удивленно приподнял брови:

— Скучно? Нет, дорогая, это совсем не то слово. Я ведь теперь как кочевник — целыми днями в седле. Дома не сижу. Там действительно заскучаешь. И ставни у меня закрыты — некому их открывать… — Он улыбнулся, но веселости не было в его улыбке.

А Дарима смотрела на запыленный воротник его белой рубашки. Они стояли близко друг против друга.

— Давайте, я вам рубашку выстираю…

Банзар Бимбаевич расхохотался громко на всю степь. Дарима обиделась даже: ну, что тут особенного? Она бы выстирала ему рубаху, как стирает свое белье и сушит здесь, прямо на траве. Солнце отбеливает, да еще как!..