Вторая попытка

– А знатно генерал Астаров замаскировался, – заметил как бы между прочим подполковник Мирумян.

– Зато нас демаскировал своими гостинцами, присланными через официанта, – ворчливо заметил генерал.

Тут, наконец, «Битлз», или, вернее, те, кто под них изо всех своих творческих силенок косили, вернулись в благословенный СССР, который не чаяли покинуть, и затихли. Генерал поднял указательный палец и закрыл глаза. Пусть наступившая тишина и была довольно относительной, но зато какой целительной, какой отдохновенной!..

На сцену вышла молодая девушка. Шустрик представил ее как начинающую талантливую певицу, после чего вновь уселся за рояль и… вопреки опасениям генерала Анветангяна, не забарабанил по нему что есть силы ногами, а в довольно спокойном, даже членораздельном темпе анданте сыграл руками вступление к песне, оказавшейся, к удивлению генерала и всех его наличествующих подчиненных (кроме старлея Заргаряна, явно присутствовавшего на этом «шоу» далеко не впервые), вполне пристойной. Голос девушки – чистый, сильный, обработанный – весьма этому впечатлению поспособствовал. Чекисты от всей души, невзирая на забугорное происхождение произведения, присоединились к аплодисментам остального зала.

– Интересно, что это там Астаров в блокнотике своем отмечает? – высказался, покончив с изъявлениями признательности, Мирумян.

– Еще интереснее, подполковник, что это за тип восседает рядом с ним и что-то постоянно ему на ушко нашептывает. Насколько мне известно, он не из конторы…

– Это который в очках и с бородкой, товарищ генерал? – уточнил Тандоев. – Это музыкальный критик и теоретик, знаток современной и сред-невековой музыки некто Александр Беспалов – жуткий выпивоха, шатун и планкаш[232]. Кстати, окончил нашу консерваторию с золотой медалью, но…

Майор, заметив, что начальство его не слушает, более того – незримым образом отсутствует, витая в облаках, не договорил, умолк. А кто бы на месте генерала Анветангяна, обладая по образу его и подобию вполне определенным музыкальным вкусом, не отсутствовал бы и не витал, когда бы нечаянно-негаданно услышал вдруг в самом неподходящем месте родные для сердца звуки дудука? И пусть звуки этого божественного инструмента лились со сцены не в сопровождении догола[233] и зурны[234], а под аккомпанемент все тех же электрогитар и ударной установки, но даже этим порождениям тлетворного Запада не под силу было исказить очарование дудука. Тем более, что время от времени ему на помощь поспевал аккордеон. Настоящий, без всяких там звукоснимателей и прочих электрических протезов…

Генерал почувствовал как у него на глазах наворачиваются слезы. Ничего не попишешь – возраст. Свидетельство возрастной сентиментальности медленно скатилось по щеке, как бы вслед за затихшим в отдалении дудуком…

И словно в издевку, словно жестоко мстя за допущенную фольклорную слабость, со сцены грянула такая размеренная по ритму и методичная по истязательской насыщенности звука металлом жуть, что генерал только неимоверным усилием чекистской тренированной воли удержался от одновременно двух опрометчивых поступков: а) ударом кулака по столу прекратить это безобразие; б) зажав уши руками, спешно покинуть помещение.

Старший лейтенант Заргарян чуть ли не приплясывал на своем стуле. Да и майор Тандоев тоже наверняка дрыгал под столом ногой в такт этой пытке. Один только подполковник Мирумян оставался невозмутим, о чем-то задумчиво куря и смакуя коньяк из фужера.

– Про армию поют, – поспешил с пояснениями адъютант, заметив мучительно недоумевающий взгляд начальства.

– Про какую? – сварливо поинтересовалось начальство. – Про Советскую? Или конкретно про дивизию имени Дзержинского?

– Не уточняют, товарищ генерал, – встрял Тандоев, твердо веривший в свое отличное знание английского языка. – Так, вообще, о новобранцах…

– Чтобы этот провокатор Шустрик пел что-то индифферентное? Ни за что не поверю! – не сдавалось начальство на милость полиглотов.

– Ну, если покопаться в тексте, а не воспринимать на слух, может и найдем что-нибудь крамольное, – взял сторону начальства задумчивый Мирумян. – Да только не наше это дело. Пусть у Пятого управления голова болит…

– Тоже верно, – кивнул генерал и мысленно уточнил свою позицию и свое состояние: – Во всем эти электрогитары и длинноволосые юнцы виноваты. Нервируют вызывающей нестандартностью своего поведения. Дергаются, вопят. Словом, не соответствуют освященным веками традициям, согласно которым молодежь в присутствии взрослых, годящихся им в отцы и деды людей, должна проявлять скромность и уважительность. А они…

А они в этот момент вдруг разразились не аплодисментами в адрес исполнителей песни, а криками и свистом. Лампы погасли, люстра зажглась.

– Чего свистят? Неужели песенка эта дурацкая не понравилась? – обернулся генерал к адъютанту.

– Нет, что вы, товарищ генерал! Да они в полном восторге. Просто восторг свой выражают на американский манер – свистом. Очень модно…

Тандоев заржал.

Генерал хмуро уставился на подчиненного: если это тоже проявление восторга, то на чей манер? Лошадиный?