Второе дыхание

Пришли 90 е и понеслась: дискотеки, бары, рестораны, друзья-художники и музыканты. Я начала работать на радиостанции Европа Плюс секретарем, помог мой хороший французский язык. Круг общения расширился. Безумие популярности радиоведущих тех лет накрывало всех, кто с ними был знаком, кто хоть как касался работы на первой музыкальной радиостанции. Таксисты возили бесплатно за одну только наклейку с логотипом Европа Плюс. Знакомство с Ксенией Стриж или Жени Шаден повышало авторитет в любой компании. Дискотеки в «Олимпийском» у Лисовского, в «Метелице», свежайшая музыка, французы, популярные музыканты, актеры, ведущие в коридорах телецентра «Останкино». Некоторые из них стали невероятно популярными. Другие – поднялись на вершину власти. А потом случилось 18 августа 1991 года. ГКЧП. Погром в здании Телецентра. Я не смогла попасть на работу. Было ощущение, что страна в один миг может вернуться в тупое время застоя, время, когда нельзя говорить о том, что думаешь, время отсутствия всего в магазинах. Стало страшно. По Москве шли танки. Люди плотным кольцом окружили Белый Дом, защищая свои взгляды.

В те годы была такая передача Взгляд. Голос журналиста Влада Листьева, журналиста нового толка, говорящего то, во что он верил сам, проводящего расследования и вскрывающего факты (его в итоге убили, и нити этого убийства тянутся к нескольким выдающимся ныне людям). Правда, звучащая с экрана, потрясающие сюжеты. Музыка улиц в домах.

В круговороте событий тех лет я упивалась жизнью. Много работала, училась в Академии Управления, изучала неизведанные для старого строя плановой экономики технологии маркетинга, математического моделирования процессами, управление инновациями, персоналом. Все было новым, передовым. Учебников не было. Учились по лекциям преподавателей, которые сами учились по переводным материалам, статьям, на семинарах, в зарубежных командировках, собирая информацию по крупицам. Параллельно учила английский язык. Работу и учебу совмещала. И находила время на развлечения, тусовки. В те годы редко приходила домой раньше 10—11 часов вечера. Дома только спала. Когда вышла замуж – мужа почти не видела. Не заметила, как развелась. Не искала причинно-следственные связи, как сейчас это принято, не думала об осознанности. Тогда выживали и пытались поймать свою золотую птицу за хвост. Жили здесь и сейчас, потому что завтра могло не наступить.

Все было дерзко, безбашено, опасно, непредсказуемо.

Удивительное случилось как-то обычно. С однокурсниками, в один из вечеров, я оказалась на популярной дискотеке. Это был старый советский ДК на Серпуховской напротив завода Серп и Молот. Потусили, я натанцевалась, спугнув из круга юных проституток, которых было в каждом заведении по доброму десятку. Вывались под утро своей компанией на серую улицу и решили пройтись, перед тем, как ловить такси. Под шофе, веселые и озорные шли, дотанцовывая, под гремящую еще в ушах музыку, не принимая в себя звуки внешнего мира. Шли сквозь серое зачинающееся утро, через влажный туман, окруживший нас и стирающий запах сигарет, омывающий нетрезвый мозг, снимающий дурман мокрой прохладой и свежестью, и вдруг я, как-то неожиданно, прямо перед собой, уперлась в него, в старый дом, который неоднократно показывал мне мой отец – дом его детства. Дом, где жила большая, совсем не русская семья. Старый дом тридцатых-сороковых годов. Основательная постройка советской эпохи, 5 этажный куб бежевого цвета. Ничем особо не примечательный. Я мгновенно протрезвела. Удивилась. Потом поняла, что, собственно, ничего удивительного – мы шли по району, где родился и жил все свое детство и юность отец. Где работал на том самом заводе Серп и Молот, начиная с 14 лет и вплоть до своего условного срока и потом дальше, вплоть до армии. Где жила моя бабушка-полька, о которой я только слышала, но не видела ее, так как к моему рождению, она уже несколько лет как умерла. Мы шли дворами, по которым ходил мой дед-красавец, статный длинноногий тонкой кости рослый украинец с русым чубом, заводным характером и белыми зубами. Бабам такие нравятся. Моя бабка вышла за него замуж, родила трех сыновей, ревновала и сама повод для ревности давала не малый. Короче, вперлась я в этот дом неожиданно. Затихла, присмотрелась к уютному двору, старым тополям вкруг дома, деревянному Грибку-песочнице во дворе и перекладине, на которой выбивали ковры, к деревянной двери единственного подъезда, присмотрелась и почувствовала прям какую-то тоску на сердце, зов. Махнула ребятам: мол идите, я сейчас вас догоню, и завернула к подъезду дома.