Она не позвонила, хотя ты оставил ей визитку и личный телефон. Ты обрадовался, решил, что так правильно и лучше для всех. Тогда ты и понял, что хочешь большего. Семью, детей. А я то гадала...
А в тот день ты снова увидел ее на тех же качелях. Ехал из офиса домой, стоял на светофоре и почему-то посмотрел на желтеющий парк. Она? Что-то изменилось в ее фигуре: скованная поза, ноги с трудом достают до земли, нет той легкости, воздушности. Заболела? Не важно, что он для нее чужой человек, деньги могут помочь решить многие проблемы.
Пока парковался, пока шел к той площадке, она уже ушла. Заметался по аллеям и увидел вдалеке, как она потихоньку брела к противоположному выходу, держась за спину и переваливаясь с боку на бок как уточка. Побежал, оскальзываясь на отсыревших листьях, боясь упустить, потерять, догнал, схватил за плечо, развернул. Она действительно выглядела больной - белые одутловатые щеки с какими-то темными пятнами, вокруг глаз и губ синие круги, волосы зализаны в мышиный хвост, вся какая-то грузная, неловкая.
Она лишь застенчиво улыбалась, не отвечая на твои вопросы, и только когда она в который раз погладила свой живот. Понял. Понял все и сразу. И встал на колени в своих дорогущих брюках, прямо в лужу, в осеннюю московскую слякоть, чтобы впервые обнять своего сына.
А потом потащил в ближайшее кафе и не мог наговориться, выспрашивал, почему не перезвонила, ничего сказала, как беременность, как ее родители ко всему отнеслись, что завтра вы пойдете к лучшему врачу, обязательно вместе. И ты больше никогда ее не отпустишь, что этот ребенок самый желанный, самый любимый.
Какой день рождения, о чем вы?
Нынче в мире два Владиславовича и одна Владиславовна. Хороших людей должно быть много.
"Прости меня тоже. За все. Не кори себя, ты все сделал правильно. Живи и наслаждайся каждым днем, тебе есть с кем и для кого. И я тоже буду жить, обещаю".
Теперь я тебя понимаю. Поймал свое счастье - держи, не упускай. Я тоже теперь так буду, увижу свое и никому не отдам. Лишь бы нашлось для меня в этом мире это самое мое.
Будет. Должно быть. Иначе зачем все? Жизнь, чувства, мысли, нерастраченная любовь, желания?
Приносят мой тортик со свечкой. Удивительные люди - меня вышел поздравлять с днем рождения весь коллектив ресторана, и стар, и млад. Совершенно посторонние, чужие, но каждый, КАЖДЫЙ нашел для меня теплые слова, добрые пожелания, откуда-то взялись бокалы с вином, и все говорили тосты, звонко чокались, смеялись. А потом для меня пели. Я в первый раз слышала настоящее грузинское многоголосье.
Если есть на свете Бог, то он говорит с нами языком музыки. Я не понимала ни слова, просто чувствовала бесконечную свободу, душа рвалась ввысь, к небу, куда-то далеко-далеко, где я наконец найду свой дом, где обрету саму себя. Буду нужной, буду любить и буду любимой, буду умножать чью-то радость, стану для кого-то синей птицей и поведу за мечтой. Я буду, я сбудусь.
Оказывается, слезы счастья сладкие...
Иду в отель по пустынной набережной и не могу надышаться морским вольным ветром, мне все мало. Я обнулила счетчик, никому ничего не должна, разве что новую жизнь самой себе.
Останавливаюсь на небольшой площади и любуюсь на яркие осенние звезды. Теперь я стану часто смотреть на них, обещаю. Не знаю, что будет завтра, куда я отправлюсь, но это точно будет верная дорога. Я проложу ее сама, туда, куда захочу. И будет на ней место и ветру, и раздольными просторам, и диковинным городам, и головокружительным горам, и девственным лесам, и незнакомым созвездиям, и дружбе, и приключениям, и настоящему делу, и всему, что я ни захочу.
В голове все плывет поздравительная, моя, песня, полнозвучными переливами похожая на органную фугу. Тихонько напеваю ускользающий мотив и не слышу ничего вокруг.
Ни внезапного визга покрышек, ни воя сирен, не вижу вылетевшую откуда-то из проулка раздолбанную машину, не чувствую ни боли, ни резкого удара. Только небо становится ближе, а звезды нестерпимо яркими.
Я отчего-то ничуть не рада скрой встрече с ушедшими, мне так обидно, что ничего у меня не получилось. Опять.
А ведь счастье было так бли...
Как же холодно... Так стыло, что невозможно дышать, легкие будто покрываются инеем при вдохе. Уже даже не дрожу, мышцы скручивает непрекращающейся судорогой, каждая жилка натянута как тетива, но, кажется, что кто-то невидимый все тянет и тянет. Слышу вкрадчивый хруст выворачиваемых из суставов костей, еще немного, и мое тело превратится в безобразную кучу из мешка кожи и кровавого месива внутри.