Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов

Еще летом и осенью 1943 года, напомним, в американских штабах и в Управлении стратегических служб сопоставлялись свет и тени возможной смены фронтов в войне с Германией. Мысль о чрезмерном усилении Советского Союза не покидала военных и дипломатов различного ведомственного подчинения на протяжении всего 1944 года[772]. Начальники штабов предрекали, что победа над Германией выведет СССР на «доминирующие позиции» в Восточной Европе и на Ближнем Востоке.

«Разгром Японии, независимо от того, вступят они (русские) в войну или нет, – отмечалось в докладе КНШ, – сделает Россию ключевой державой в Северо-Восточной Азии и даст ей возможность диктовать свою волю любым государствам». «После разгрома Японии, – продолжили начальники штабов, – Соединенные Штаты и Советский Союз будут военными державами первой величины. Это является неизбежным следствием их географического положения и размеров территории, а также широких возможностей по обеспечению своих армий. Хотя Соединенные Штаты и смогут направить свои вооруженные силы в различные заморские районы, относительная сила и географическое положение этих держав, несомненно, помешает военному разгрому одной из них другой, даже если эта держава будет в союзе с Британской империей.

Тем более что Британская империя выйдет из войны, потеряв свое экономическое и военное значение»[773]. В меморандуме Хэллу комитет начальников штабов отмечал 16 мая 1944 года, что в случае вооруженного столкновения с СССР «мы (США) сможем успешно защитить Великобританию. Однако мы не в состоянии нанести поражение России. Другими словами, мы окажемся в войне, которую нельзя выиграть»[774]

.

Внешне, в отрыве от проходивших в американском верхнем эшелоне дискуссий, может показаться, что КНШ рекомендовал принять реальность как должное и неизбежное. В конкретной ситуации 1943–1944 годов, однако, тут на виду держалась иная цель: размывалась рузвельтовская установка на быстрый вывод войск США из Европы и Азии после окончания войны, а предстоявшие операции против Германии и Японии предлагалось увязывать с вероятной, но нежелательной перспективой превращения СССР в ту единственную державу, которая будет способна противостоять глобальной американской политике.

В том же направлении действовали крупные монополии, внедрившие своих людей во все звенья государственного механизма Соединенных Штатов: Дж. Форрестолл – заместитель министра ВМФ и одновременно вице-президент «Дженерал анилайн энд филм», А. Даллес – руководитель европейской сети Управления стратегических служб и член совета директоров прогерманского банка Шредера, Ф. Биддл – министр юстиции и лоббист дочернего предприятия «И. Г. Фарбениндустри» фирмы «Стерлинг», Дж. Джонс – министр торговли, прикрывал сделки «Стандарт ойл» и других монополий с противником. Целый букет деятелей в госдепартаменте и на посольских постах – Д. Ачесон, Дж. Кеннеди, У. Буллит, К. Хейс, Б. Лонч, Л. Штайнхардт – вели специфическую партию в дипломатической сфере. Вместе с гласными и негласными приверженцами «Америки превыше всего» они, а не мелкие сошки немецкого происхождения, являлись надеждой искателей «компромисса» с рейхом. Они же или, если так удобнее, их окружение были источниками неоценимых сведений для нацистского руководства, позволявших вплоть до лета 1944 года уверенно маневрировать, и не одними армейскими группировками.

М. Мэтлофф пишет, что, если бы Ф. Рузвельт уступил У. Черчиллю, война в 1944 году «пошла бы по совершенно иному политическому руслу». Возможно, предполагает историк, президент стремился «поскорее закончить войну и использовать остающуюся энергию на решение мирных задач»[775]

. Не уступил. Второй фронт стал неизбежностью. Надо было готовиться к вторжению и к уже настоящим сражениям.

На протяжении 1941–1943 годов союзники систематически потчевали СССР обещаниями и препарированными данными о своем «мощном» авиационном наступлении на Германию.

Черчилль и его научный советник лорд Чаруэлл полагали, что интенсивная бомбардировка в течение 15 месяцев 58 крупнейших немецких городов сломит волю нации к сопротивлению. Основными объектами налетов союзной авиации были избраны жилые кварталы городов, населенные в основном рабочими, портовые сооружения, обслуживавшие нацистские ВМС, железнодорожные узлы. Здесь за исходную бралась посылка: именно на пролетарские слои должен приходиться центр тяжести террористических воздушных бомбардировок, ибо рабочий класс проще, чем зажиточный истеблишмент, поднять на восстание против существовавшего режима[776].