Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов

Фридебург и Йодль 5–7 мая под разными предлогами тянули с ответом на формально предъявленное им требование о прекращении германскими вооруженными силами военных действий одновременно на всех фронтах. Форма блюлась, но сам же Эйзенхауэр уготовил лазейки для обходов и маневров. Он дал согласие на то, чтобы представители Кессельринга вели свои переговоры с американским генералом Деверсом о порядке капитуляции соединений вермахта, противостоявших его армиям. 6 мая Эйзенхауэр сообщил Йодлю, что «солдаты и отдельные войсковые соединения могут не повиноваться приказам о сдаче Советам и пробиваться к американцам». Такое «неповиновение

» не будет писаться в строку вермахту[960]. Понятно, подобные комментарии и «послабления» делались за спиной советского представителя при штабе Эйзенхауэра генерала Суслопарова.

В 2 часа 11 минут 7 мая Йодль поставил свою подпись под документом о капитуляции. Акт вступил в силу 9 мая в 00 часов по германскому летнему времени. Йодль и Фридебург выхлопотали почти двое суток для «отрыва» соединений вермахта от передовых советских частей. За главное командование союзных экспедиционных сил в Европе документ подписал Беделл Смит. Советский и французский представители при ставке Эйзенхауэра выступали в качестве свидетелей.

Дабы демонстрация англо-американского своеволия вышла совершенной, Йодлю предъявили для подписи не условия капитуляции, разработанные Европейской консультативной комиссией и утвержденные «большой тройкой» в Крыму. Как так? У Беделла Смита, напишет позже политсоветник главнокомандующего Р. Мэрфи, случился «провал в памяти», и он «вообразил, что Европейская консультативная комиссия никогда не утверждала соглашения»[961]. ЕКК потратила десять месяцев на составление документа, одобренного Рузвельтом, Сталиным и Черчиллем в Ялте. Трое офицеров Смита смастерили свой альтернат за пару часов.

Как и многие прочие сказки, версия Мэрфи опровергается фактами. Берем запись телефонного разговора Беделла Смита с послом Вайнантом вечером 4 мая в преддверии объяснений с Фридебургом в Реймсе. Реагируя на предложение посла немедленно выслать ему подписанный текст документа ЕКК и его немецкий перевод, Беделл Смит заметил, что знаком с ним и располагает его копией, но не получил инструкций Объединенного комитета начальников штабов на его формализацию[962].

Эйзенхауэр непосредственно перед прибытием Йодля лично поинтересовался у начальника отдела послевоенного планирования ОКНШ британского полковника Каунселла, как оформлять капитуляцию. Тот упомянул документ ЕКК и присовокупил, что он устарел или непригоден к использованию: в Германии нет правительства, признанного союзниками, и, кроме того, главнокомандование экспедиционными силами не уполномочено начальниками штабов или главами правительств на его подписание.

Каунселл «посоветовал» (еще одна версия!) составить простой текст, фиксировавший готовность германских вооруженных сил капитулировать перед командованием союзников[963].

Одного поразил «склероз», другой усомнился, третьему «подсказали». И возник спонтанно новый текст сугубо «военного» смысла. Все вроде бы сходится, если предать забвению:

что комитет начальников штабов США добивался «аполитизированной» капитуляции с 1943 года;

что с того же времени, а может быть, и раньше, между западными державами и рейхом существовал негласный консенсус: Германия должна капитулировать перед США и Англией, а не перед СССР;

что с 1943 года в госдепартаменте возобладала точка зрения Боумана и других, выступавших в пользу хорошо укрепленной «линии разграничения», протянутой через всю Европу, и против намерения «надолго лишить Германию статуса великой державы». Член консультативного комитета по проблемам международных отношений Н. Дэвис рекомендовал тогда же «великодушно» обойтись с Германией, ибо «мы, возможно, будем однажды, стоя на коленях, просить Германию помочь нам против России»[964].

И месяца не минуло после Крымской конференции, а официальные лица в Вашингтоне уже с пренебрежением взирали на достигнутые там решения, – их все чаще именовали «так называемые соглашения», «псевдодоговоренности» в Ялте, не решения, а «мнение» и т. п.[965] С приходом в Белый дом Трумэна мало кто в администрации ломал голову над тем, как совместную победу над германским нацизмом и милитаризмом увенчать конструктивным сотрудничеством на благо прочного, равновеликого для всех мира.