Читаем Второй шанс для Кристины. Миру наплевать, выживешь ты или умрешь. Все зависит от тебя полностью

Самолет мягко приземляется

Сан-Паулу, 2015 г.

Наконец мы приземлились в международном аэропорту Сан-Паулу «Гуарульюс». Мы с Ривией ждем свои чемоданы у конвейера выдачи багажа. Полет прошел хорошо, самолет приземлился мягко. Посадка для меня – самый страшный момент, так что я была благодарна пилоту. Ривия, у которой бразильский паспорт, заняла короткую очередь, мне же пришлось ждать невероятно длинную вереницу людей, которая, казалось, никогда не кончится. Ненавижу очереди, а эта еще и изгибалась, теряясь в бесчисленных поворотах, как Великая Китайская стена, чуть ли не через весь аэропорт. Судя по всему, у шведов культура поведения в очередях развита очень высоко, нет в мире людей, ведущих себя в очереди спокойнее их – и за эти годы я тоже научилась ждать своей очереди. Но это дается мне нелегко. Раннее детство, проведенное в Бразилии, напоминает о себе, и чаще всего я поступаю jeitinho brasileiro – «по-бразильски» — то есть делаю следующее: подхожу к тому, кто в очереди самый первый, беззастенчиво вру, что опаздываю на встречу, и спрашиваю, не будет ли он так любезен меня пропустить. Мне неловко в этом признаваться, но в детстве я частенько прибегала к этой уловке, чтобы не ждать в очереди. Теперь, повзрослев, я стискиваю зубы и жду, понимая, что и все остальные люди в очереди тоже предпочли бы заняться чем-нибудь другим.

Я устала. Над Сан-Паулу восходит солнце. Я оглядываю людей в очереди, переговаривающихся между собой на разных языках. Достаю свой шведский паспорт и смотрю на фотографию. Проходит целая вечность, и вот наконец моя очередь. Я подхожу к одной из стеклянных будок и показываю свой паспорт низенькой женщине со скучающим видом, улыбаюсь и здороваюсь с ней по-португальски («Oi»). Женщина смотрит в паспорт, потом – на меня, снова в паспорт и снова на меня. Кажется, она чему-то удивлена и о чем-то спрашивает меня по-португальски, но я не понимаю.

– Eu não falo português, fala inglês?

[3]– спрашиваю я.

Она качает головой – нет, она не говорит по-английски, – ставит штамп и возвращает мне паспорт. Наконец меня впустили в страну.

Я вижу Ривию в дальнем конце багажного конвейера и направляюсь к ней. По пути я налетаю на пожилую женщину и хочу извиниться, но не знаю, как это сделать по-португальски, поэтому говорю по-английски. Мне уже не по себе оттого, что я не понимаю языка, и стыдно за то, что не удосужилась его выучить. Дойдя до Ривии, я спрашиваю, как сказать «извините» по-португальски.

– Desculpe, – отвечает она. В этот момент на конвейер выкатываются наши чемоданы. Ривия берет свой салатовый, а я с трудом поднимаю свой, едва не спотыкаясь. Ривия улыбается. Мы выходим из аэропорта в сторону такси, и она заказывает машину. Мы садимся на заднее сиденье и называем водителю адрес нашей гостиницы – это в районе Жардинс. Выехав на дорогу, я начинаю узнавать растительность, деревья и кусты и даже запахи и само движение по дороге. В этот момент я чувствую, будто бы раздвоилась. Я вернулась сюда спустя двадцать четыре года, как будто их и не было. И все же, прошло именно столько лет.

Меня охватывает странное ощущение, и я силюсь понять собственные чувства. Улыбаясь, я то и дело указываю на знакомые предметы и те, что внезапно воскресают в сознании, хотя все эти годы были скрыты или забыты. Мы проезжаем мимо полицейской машины, и я немедленно реагирую, признаваясь Ривии, что она мне не нравится.

Есть шрамы, которые остаются навсегда.

Мы въезжаем в каменные джунгли, и я вижу множество зданий, исписанных граффити – не цветными рисунками, а просто черными надписями, повсюду. Это отвратительно, и я изо всех сил стараюсь скрыть свое разочарование. Город внезапно кажется мне угрюмым, уродливым и сердитым. Я не хочу на это смотреть. Может быть, я слишком привыкла к жизни в Швеции, что теперь не в состоянии это вынести? Но чем дальше мы едем, тем красивее становится вокруг. Мрачные трущобы сменяются симпатичным спальным районом. Наконец, спустя почти час, мы приезжаем в гостиницу. Выходим из такси. Хотя день солнечный, на улице не так жарко, как я ожидала.

Мы оставляем багаж на стойке регистрации и идем завтракать. Берем по тарелке и накладываем туда хлеба, фруктов и выпечку. Ривия указывает на маленький круглый рулетик и велит мне его попробовать. Я, кажется, узнаю шарики – Ривия говорит, что они называются «пан-де-кежу» – это сырные булочки. Я беру себе три штучки, и еще манго и папайи. Мы садимся за столик. Сырные шарики удивительно вкусные! Я помню, что ела их в детстве; не помню, когда именно, но вкус мне знаком: мои вкусовые рецепторы узнают его. Я набираю еще немного булочек – кажется, будто бы я пытаюсь съесть Бразилию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Замок из стекла. Книги о сильных людях и удивительных судьбах

Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!»Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей…«Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя. Это история медленной и мучительной потери матери, напоминание о том, что у каждого ребенка должно быть детство, мы не обязаны повторять ошибки наших родителей и имеем все для того, чтобы построить счастливую жизнь по собственному сценарию.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эдриенн Бродер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное