В Швеции мне редко доводилось испытывать желание рассмеяться от души, искренне, по-настоящему. В Бразилии же мои ощущения – радость и боль – были обострены до предела. Когда в детстве я чему-то радовалась, это чувство было невероятно сильно, и его могли вызвать даже совершенные мелочи – вроде сытного обеда или мороженого. А боль… боль казалась бездонной.
Мы пришли в более благополучный район и заметили у одного из магазинов человека. Камили сделала вид, что случайно налетела на него, и он принялся ее отчитывать. Она же стояла и послушно терпела ругательства. Окончательно вжившись в роль робкой и скромной девочки, Камили даже попросила прощения. Тем временем я запустила руку в его правый задний карман и вытащила кошелек. Мужчина вошел в магазин. Дойдя до кассы и сунув руку, чтобы достать бумажник, он сначала ничего не понял и принялся шарить по всем карманам. Потом до него дошло, что кошелек пропал – раздражение на лице сменилось яростью.
Мы с Камили стояли на улице, у окна магазина, и заглядывали внутрь. Сам виноват – надо быть внимательнее! Мы хохотали до колик в животе. Когда он увидел нас, мы припустили со всех ног. Убежав так далеко, что он уже не мог нас поймать, мы присели на скамейку и раскрыли кошелек. Там было несколько банкнот и монет. Мы взяли их, а кошелек выбросили. Потом пошли в ресторан и заказали две больших порции мяса на вертеле в невероятно вкусном соусе. В жизни не ела ничего вкуснее!
У нас еще осталось немного денег, и мы купили фруктовый лед на палочке у доброго человека. У него была белая тележка на двух больших узких колесах спереди и с двумя длинными рукоятями сзади, позволявшими проехать где угодно. Фруктовый лед был удивительно вкусным и освежающим, что было весьма кстати, потому что стояла ужасная жара. Я взяла розово-оранжевый со вкусом папайи, а Камили – желтый, со вкусом манго. Естественно, мне казалось, что у нее вкуснее; она рассмеялась и поменялась со мной. Фруктовый лед был цилиндрической формы – сок наливали в пластиковые трубки, и ощущение было такое, будто бы сосешь воду с фруктовым вкусом. Если сосать слишком сильно, то он быстро обесцвечивался и оставался только кусок белого застывшего льда со вкусом воды. Но все равно было вкусно. Мы играли и веселились. К концу дня мы совершенно выбились из сил от веселья, жары и беготни. Может быть, поэтому одной из нас не удалось убежать. Я ужасно злилась на Камили за то, что она бежала недостаточно быстро. Хотя теперь я понимаю, что злиться было бессмысленно.
В случившемся не было ни ее вины, ни моей – просто я бежала быстрее, и это помогло мне выжить.
Приближался вечер, и надо было найти место для ночлега. Мы знали, как опасно спать в благополучных районах, но к тому моменту дела в фавеле шли хуже, чем обычно, поэтому мы решили рискнуть. Иногда мы бродили по хорошим районам ночью, стараясь не заходить слишком далеко, и все же нам удавалось подсмотреть за богачами через окна их домов. Мы перебирались через заборы и ограды, а однажды за нами даже погнались две огромные собаки. Нам с Камили едва удалось спастись от них за железным забором с колючей проволокой. Я чувствовала дыхание одной из собак на своих босых ногах – всего в нескольких дюймах.
Однажды ночью мы с Камили пробрались на четвереньках во двор красивого белого дома и заглянули в окно. От одного вида комнаты захватывало дух: она была вся в розовом и битком набита куклами и другими игрушками. Там стояла белая кровать, заваленная плюшевыми зверями. В постели спала белая девочка. Вид у нее был такой умиротворенный, что меня охватила зависть и тоска. Над кроватью горел ночник, и дверь в комнату была широко распахнута.