Никогда в жизни Камили не казалась мне хоть сколь-нибудь слабой. Это же была Камили – она во всем была умнее, лучше, сообразительнее меня. Было так странно видеть ее настолько уязвимой и беспомощной. Вдруг я поняла: это она ищет меня. Она ждет, что я приду и помогу ей.
Мужчины стояли ко мне спиной, и я осмелилась высунуться чуточку дальше. Камили повернулась в мою сторону, и наши взгляды встретились. Я не знала, что делать, поэтому начала оглядываться в поисках чего-то, что могло бы помочь. Но никак не могла придумать. Если прыгнуть на одного из мужчин, может быть, другие дети смогут справиться с остальными? Но они были вооружены, а мне никогда прежде не приходилось бороться со взрослыми мужчинами. Чтобы вывести из строя хоть одного из них, нужно было напасть вдесятером. Я снова запаниковала и посмотрела на Камили. Уверена: она уловила ход моих мыслей, потому что в этот самый момент она медленно и осторожно покачала головой, одними глазами говоря:
Мужчины отошли от детей. Кто-то из малышей заплакал, другие закричали. Камили просто стояла, взгляд у нее был ужасно печальный и испуганный, но в нем читалось что-то еще. Тогда, в силу возраста, я не могла сформулировать, что именно это было. Она слегка улыбнулась – и эта улыбка предназначалась мне, – а потом я помню все предельно четко и словно в замедленном действии. Я увидела, как на лбу ее появилось что-то странное. Помню, как она как-то странно упала на землю, моя правая рука инстинктивно взлетела и зажала рот, и крик застрял в горле. Последнее, что я услышала, был выстрел. Казалось, целую вечность тело Камили падало на землю. Я глядела на безжизненное тело своей подруги всего в паре метров от меня, затем услышала другие выстрелы и бросилась бежать.
Я все бежала и бежала, со всех ног. Стопы, колени и легкие разрывались от боли. Я рыдала, так сильно, что из-за слез не видела, куда бегу, но тело само продолжало двигаться – налево, направо, прямо. Перед глазами стояло тело Камили, падающее на землю. Ее лицо. Ее улыбка. Как она сделала глубокий вдох и не успела выдохнуть – как я увидела ее тело на земле. Я натыкалась на кого-то, на что-то. Кто-то раздраженно кричал мне вслед, но я все бежала и бежала, прочь от тех мужчин и от тела Камили, от всего. Мои ноги двигались сами по себе, на автопилоте.
Я не знала, что делать, и не понимала, куда бегу. Я видела лишь Камили, падающую на землю, снова и снова.
Очнулась я в позе эмбриона, с подтянутыми к подбородку коленями. Повернувшись на бок, я уже готова была обнять Камили – но ее не было. Потом перед глазами снова всплыла ее печальная улыбка, и я не выдержала. Я была одна и плакала так, как никогда прежде. Я лежала под нашей бетонной лестницей совершенно одна. Никогда больше я не увижу Камили. Никогда больше она не обнимет меня под этой лестницей. Никогда больше я не услышу ее певучий голос и ее невероятные истории. Что мне делать? Мне не хотелось жить без нее. Боль была такой жуткой, словно острый нож в животе. Я не могла дышать – словно забыла, как это делается. С сердцем было что-то не то – оно болело, словно тысяча ножей пронзало меня. А потом стало темно…
Не знаю, сколько времени прошло, но когда я очнулась, вокруг была блевотина – моя собственная. Глаза жгло. Я не шевелилась – мне было все равно. Я просто лежала на земле, видя, как она снова и снова улыбается мне, а потом на ее лбу появляется что-то странное, и она падает на землю. Я знала, что жизнь без Камили станет намного мрачнее.
Но я знала, что она не вернется. Долго я лежала под лестницей – помню, что уже рассвело, а потом – снова стемнело. Так повторилось несколько раз. Выбравшись из этого тумана, я поняла, что стала другой. Что-то изменилось. Мир стал темнее, и я стала темнее. Часть моей души умерла вместе с Камили, и я поняла, что это были за тысяча ножей – это умерла часть меня. Я села, обхватив колени, и посмотрела на лужу блевотины. Я так устала. Я не чувствовала ни голода, ни радости, ни горя – словно пустая оболочка. Я решила, что буду еще долго просто сидеть – пока не умру или пока не вернется Камили.
Мама говорила: если сердце болит слишком сильно, надо поспать, а когда проснешься, станет намного легче.
Я подумала, что может это и есть смерть: ты засыпаешь, а потом просыпаешься где-то на небе, и мир кажется намного лучше.