Второй Шанс (СИ)

Тучи потихоньку расступались, выпуская невероятное сияние из-под своих клочьев. Зеленые ленты рассыпались по небу яркими трепещущими дугами. Для меня весь наш поход оправдался в тот же самый момент — сумасшедшие деньги, обещанные Басхом, здесь казались чем-то ненастоящим и далеким от действительности.

Ты чего ж, братец мой, приуныл?

Не устал ли со скуки страдать?

Ты зачем сюда шел-то, забыл?

Не на бал, чай, вели — помирать.

Ну, да хватит в тоске тонуть,

На портянки душонку рвать:

Легче шею в бою свернуть

Чем безруким век доживать.

Хватит, братец, слезу точить,

Не кривись от вина — допей!

Слушай: если останемся жить,

Наших следом пошлют сыновей.

Слушай: если сегодня — смерть,

Завтра нам уж не голодать.

Хватит, братец, домой хотеть.

Кто ж нас столько-то будет ждать?

Песня зазвучала меж скалами так неожиданно, что мы все вздрогнули. Было впечатление, что ее поют где-то далеко, и до нас доносится только эхо.

— Вроде бы Околица прошла, — сказал Святоша. — А солдатня все поет. Не спится же им тут. Ладно, пошли. Стемнело уж совсем, а на открытом ветре тут спать что-то не больно хочется.

Трава, засыпанная колким снегом, снова захрустела под сапогами.

Однако просвет в небе был очень недолог. Причем настолько недолог, что я уверилась, будто тучи разошлись просто ради того, чтобы показать нам волшебную Песню. Не успели мы пройти и половины пути до скал, как серая пелена вновь сомкнулась над нашими головами, и мы оказались в почти непроглядном мраке. Святоша зажег единственный уцелевший фонарь, но он не особенно помогал делу: снегопад начался настолько густой, что в лучах света лишь роилось несметное число снежных пчел. До настоящего бурана погоде, конечно, было еще далеко, но брести в колючей холодной мгле почти вслепую было трудно и жутковато. Святоша упрямо держал курс на скалы, у которых наверняка можно было укрыться от непогоды, а мы с Басхом покорно топали следом, постоянно поскальзываясь. Под ногами снова был подъем, причем довольно крутой, и при мысли о том, что от одного неосторожного движения я могу покатиться вниз, к моему горлу подступал противный ком.

Мы поднимались зигзагообразной тропой, и справа от меня оглушительно свистел нарастающий ветер. Метель скрыла от нас все, что осталось внизу, заполнив пространство ревущим белесым туманом. Где-то там, над головой, еще пыталась прорваться сквозь тучи зеленая Песня. Совсем стемнело: обычно в это время мы уже грелись у костерка и жевали то, что Небо нам послало, а сегодня приходилось продолжать поход, несмотря на одолевающую усталость. Долгое движение вдоль склона было единственным в нашем случае способом избежать изнуряющих пощечин ветра. Вот Святоша, возглавлявший наше не особенно триумфальное шествие, скрылся из виду: впереди был поворот за склон. Следом исчез и Басх, заслоняя рукой лицо.

Тут сквозь ветер прорвался звук, которого в этих горах не должно было быть. Тонкий, высокий женский голос, тянувший одну тревожную ноту. Прервался. Потом повторился — с резким повышением, словно зов водящего в прятках. “Ку-ку, где ты?..” — пронеслось в моей уставшей голове. Я обернулась, вгляделась в темноту. Ничего, естественно, не увидела, отнесла пробежавший по спине холодок за счет пробравшегося под одежду мороза, развернулась обратно, и мне в лицо ударил особенно сильный порыв ветра. Я глотнула снежинок, закашлялась, и именно этот момент выбрала моя нога для того, чтобы не найти опоры.

За поворотом начинался обрыв, благодаря метели ставший невидимым, и вот по нему-то я и покатилась в колючую снежную мглу, успев издать что-то вроде короткого писка. Когда мерзлая земля, наконец, закончила пересчитывать мои ребра, а мое лицо прочно утвердилось в снегу, я сделала попытку пошевелить конечностями. Вроде бы ничего не сломала. Болела нога в области щиколотки, но ничего такого, что беспокоило бы всерьез. Я села, выплюнула набившийся в рот снег. Нет, мне точно повезло. Далеко, интересно, улетела?

Попытавшись оценить высоту своего падения, я вдруг поняла, что это невозможно при такой погоде. Метель уже заслоняла все, а ночь окончательно вступила в свои права, оставив меня одну в белесой холодной пустоте. Света от фонаря Святоши, которым он, собственно, и вел нас за собой, отсюда не было видно. Стало страшно.

— Святоша! – закричала я, отфыркиваясь. – Свято-оша!

Ветер продолжал мерно свистеть, унося в неведомые дали и мой крик, и даже пар, едва успевший покинуть мои губы. Донесет ли он его до ушей моего напарника? Заметили ли они вообще, что я пропала?