Второй том «Мертвых душ». Замыслы и домыслы

Рукопись пяти глав второго тома «Мертвых душ», которую расшифровал впервые С. П. Шевырев и которая затем подверглась уже П. А. Кулишом более детальному расслоению (см. с. 207–208 наст. изд.), хранилась впоследствии у наследников Гоголя. В 1874 году она была продана ими в Московский публичный и Румянцевский музей[367]. В настоящее время хранится в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки вместе с обнаруженными позднее черновыми набросками ко второму тому «Мертвых душ», некоторые из которых проливают дополнительный свет на возможное продолжение поэмы[368].

Чем отличается верхний слой рукописи от нижнего

Правя перебеленный текст поэмы (нижний слой), Гоголь перерабатывает в дальнейшем в особенности следующие эпизоды.

В главе I подвергается правке описание деревни Тентетникова: Гоголь добавляет детализированное описание церкви, укрупняет пейзажные зарисовки, так что знаменитый пейзаж первой главы предстает отчетливо как бы из трех перспектив: со стороны церкви, сверху и из перспективы возвращающегося в деревню Тентетникова[369].

Усиливается также тема несоответствия образа жизни Тентетникова той природной жизни, которая его окружает, его неумение ценить эту жизнь (так, фраза «… пусть из него судит читатель сам, какой у не<го> был характер» перерабатывается в: «пусть из него судит Читатель сам, какой у не<го> был характер и как его жизнь соответствовала окружавшим его красотам

» – верхний слой; фраза «И по обычаю всех честолюбцев понесся он в Петербург…» в верхнем слое получает дополнительную экспликацию: «И не взглянувши на прекрасный уголок, так поражавший всякого гостя посетителя, не поклонившись праху своих родител<ей>, по обычаю всех честолюбцев понесся он в Петербург…» – верхний слой).

Но самая радикальная правка в первой главе затрагивает описание характера директора училища Андрея Петровича. Если в нижнем слое еще присутствовала доля авторской критики («человек в своем роде необыкновенный, несмотря на некоторые причуды»), то в верхнем слое градус авторской оценки персонажа повышается. Так, и благодарность, и привязанность юного Тентетникова к наставнику описывается в верхнем слое как нечто «

более сильное», чем «неугасимая страсть» «в безумные годы безумных увлечений». Представление директора о честолюбии как факторе прогресса («честолюбье называл он силою, толкающею вперед человека

») сменяется апологией ума («Я требую ума, а не чего-либо другого…»).

С другой стороны, в верхнем слое Гоголь существенно упрощает характеристику Федора Ивановича, сменившего идеального наставника Александра Петровича. Если первоначально он еще был описан как «человек добрый и старательный, но совершенно другого взгляда на вещи», то впоследствии превратился в полного антипода наставнику, лишенного каких бы то ни было позитивных качеств.

Значительной правке подвергается и эпизод поступления Тентетникова на службу, что вызвало замечание Н. П. Трушковского, готовившего первое издание второго тома (см. с. 194 наст. изд.): «… поправлено и переделано столько раз, что даже трудно решить, что именно следует выбирать…»[370]. Исчезает упоминание о «каллиграфических уроках», которые берет Тентетников, прежде чем достать «место списывателя бумаг в каком-то департаменте»; «пишущие господа» в «светлом зале» департамента превращаются в «первых вельможей Государства», трактующих «о судьбе всего государства». Кроме того, в незаконченной правке верхнего слоя Гоголь превращает Тентетникова в столоначальника: «Вот он столонача<льник?> решит и строит дела…» (так. – Е. Д.). В подобном повышении своего героя в чине, очевидно, сказалось так и не доведенное до конца намерение учесть замечания Ю. Ф. Самарина, отметившего, что начало карьеры Тентетникова представлено Гоголем неточно в служебном отношении: получивший ученое образование и имеющий протекцию Тентетников должен был быть определен в столоначальники или в помощники, где от него не требовали бы «изящного почерка», «их не сажают за переписывание бумаг». Должность же столоначальника, объяснял Самарин, очень важная, так как именно он принимает решение, которому вышестоящие начальники лишь дают ход: