Читаем Вы меня слышите? Встречи с жизнью и смертью фельдшера скорой помощи полностью

Я оглядываю площадку. С десяток газетных стопок стоят вдоль прохода между спальней пациента и верхней ступенькой лестницы, которая представляет собой отдельную проблему. Каждая аккуратно сложенная стопка состоит, я думаю, примерно из сотни полноформатных газет. Значит, с дороги надо убрать около тысячи предметов. А сейчас сын пациента по-прежнему сжимает в руках самую верхнюю газету с самой первой стопки.

— Сэр? Сэр?

— Да?

— Газеты?

Сын пациента кладет газету обратно на верхушку первой стопки.

— Нет.

— Прошу прощения?

Он моргает.

— Это невозможно.

Он отворачивается.

— Они все разложены по порядку. В очень строго определенном порядке, понимаете? Если я их сдвину, они… будут потеряны.

— Но… Как же ваш отец? Ему совсем нехорошо.

Он поворачивается к нам лицом. Сдвигает очки на переносицу.

— Вам придется изыскать другой способ.

* * *

Мы на верхнем этаже дома, который с внешней стороны ничем не отличается от остальных. Но внутри это тонущий корабль. Чтобы перешагнуть через порог, надо сильно толкнуть входную дверь: в нее упирается лавина одежды, которой забита ближайшая комната. Коридор на первом этаже с обеих сторон от пола до потолка заставлен коробками. Все горизонтальные поверхности в кухне заполнены консервами, банками и упаковками сублимированных продуктов; на полу упаковки безалкогольных напитков, запаянные в пластик, картонные коробки бытовой химии и пачки праздничного декора из бумаги. Лестница — это целый арт-объект. Одна сторона полностью, все четырнадцать ступеней, отдана под хранение журналов, многие из которых еще запаяны в целлофановую обертку. Это не архивные номера какого-нибудь ценного нишевого издания, а запас бросовых воскресных газет, каталогов туристических курток, фарфоровых статуэток и принадлежностей для ванной комнаты, рекламных листовок, найденных в сложенном виде в почтовом ящике. Они собраны в шаткие структуры, вписанные в промежутки над ступеньками, чтобы как-то использовать это неэффективное пространство. Эта тщательная планировка лишена функциональности, эта библиотека собрана ради внушительного объема, а не ради знания: ничего из нее очень давно не читали и даже не трогали. Беглый взгляд в ванную комнату обнаруживает похожую картину: древнее душистое мыло в подарочных упаковках, припорошенных пылью, зубная паста в промышленных количествах, двойная упаковка освежителя для воздуха и оптовые запасы жидкого мыла, геля для душа и пены для ванн. Последняя выглядит особенно странно, поскольку ванна в последнее время ни разу не заполнялась водой: теперь она превращена в импровизированный бункер для хранения негабаритных предметов, которые невозможно поставить в какую-нибудь стопку. А еще есть площадка над лестницей с ее газетными монолитами.

Этот набор комнат уже не похож на чье-то жилье; он принял обличие захламленного склада. Как так вышло — загадка, но к этому явно приложили немалые силы. Невозможно поверить, что мужчина средних лет и его пожилой отец прожили здесь так долго без единого происшествия. Как и многие, живущие вне общих рамок, они тихо проскользнули под радарами. Но как же они готовили? Где они мылись? Как они отдыхают? Куда они отправляются, когда хотят выйти из замкнутого пространства?

С точки зрения постороннего человека, такое обустройство выглядит невозможно. Жилище, лишенное основной цели. Но опытный фельдшер удивляется не уникальности, а банальности ситуации; не редкости такого разгрома на территории хозяина, а степенью его сходства с обстановкой в огромном количестве других домов во всем городе и во всей стране.

* * *

Пока сын метался по лестничной площадке, мы помогли Патрику влезть в кресло, готовясь отвезти его в больницу. Это высокий мужчина с волевым подбородком и огромными ладонями, осыпанными пигментными пятнами. Интересно, чем он занимался в молодые годы. В восемьдесят четыре года он, кажется, изнурен болезнью — а может быть, длительное страдание приучило его к спокойствию. У него температура, и ноги утратили силу. Мы поменяли ему пижаму и посадили на впитывающую подстилку, потому что он обмочился, а вымыть его по-настоящему негде. Мы завернули его в тонкое одеяло, пристегнули к креслу ремнем, вывозим в коридор и останавливаемся у первой стопки газет — там, где место кончается.

— Что же делать, сэр? Нам нужно проехать.

Сын прекращает метаться и оборачивается лицом к обездвиженному отцу. Снимает очки, давит себе на виски.

— А что если я не хочу, чтобы он уезжал?

— К сожалению, это решение не в вашей власти.

Он выглядит так, будто вот-вот расплачется.

— Вынужден вас предупредить, сэр, что сейчас я начну передвигать эти газеты.

Если он расплачется, то из-за отца или из-за своей газетной крепости?

— Я буду действовать предельно аккуратно, но я буду сдвигать эти стопки в том порядке, в каком они стоят, куда смогу.

Я протягиваю руки и делаю шаг к первому кургану. Просовываю пальцы между листов примерно на трети высоты и тяну толстую стопку к себе. Листы отделяются друг от друга с шуршанием. Их края пожелтели и потрескались от многолетнего лежания на солнце, появляется затхлый запах.

Перейти на страницу:

Все книги серии Спасая жизнь. Истории от первого лица

Всё, что осталось. Записки патологоанатома и судебного антрополога
Всё, что осталось. Записки патологоанатома и судебного антрополога

Что происходит с человеческим телом после смерти? Почему люди рассказывают друг другу истории об оживших мертвецах? Как можно распорядиться своими останками?Рождение и смерть – две константы нашей жизни, которых никому пока не удалось избежать. Однако со смертью мы предпочитаем сталкиваться пореже, раз уж у нас есть такая возможность. Что же заставило автора выбрать профессию, неразрывно связанную с ней? Сью Блэк, патологоанатом и судебный антрополог, занимается исследованиями человеческих останков в юридических и научных целях. По фрагментам скелета она может установить пол, расу, возраст и многие другие отличительные особенности их владельца. Порой эти сведения решают исход судебного процесса, порой – помогают разобраться в исторических событиях значительной давности.Сью Блэк не драматизирует смерть и помогает разобраться во множестве вопросов, связанных с ней. Так что же все-таки после нас остается? Оказывается, очень немало!

Сью Блэк

Биографии и Мемуары / История / Медицина / Образование и наука / Документальное
Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга
Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга

«Едва ребенок увидел свет, едва почувствовал, как свежий воздух проникает в его легкие, как заснул на моем операционном столе, чтобы мы могли исправить его больное сердце…»Читатель вместе с врачом попадает в операционную, слышит команды хирурга, диалоги ассистентов, становится свидетелем блестяще проведенных операций известного детского кардиохирурга.Рене Претр несколько лет вел аудиозаписи удивительных врачебных историй, уникальных случаев и случаев, с которыми сталкивается огромное количество людей. Эти записи превратились в книгу хроник кардиохирурга.Интерактивность, искренность, насыщенность текста делают эту захватывающую документальную прозу настоящей находкой для многих любителей литературы non-fiction, пусть даже и далеких от медицины.

Рене Претр

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары