— Вижу, мы сегодня мрачные.
— Я просто хочу знать, что случилось, Шэрон. Чтобы мы могли вам помочь.
— Ну, это как посмотреть. Не хочешь представиться?
Она протягивает руку, свесив кисть. То ли принцесса в ожидании почтительного поцелуя, то ли лабрадор в ожидании угощения. Я кратко и деловито пожимаю руку.
— Джейк.
— Ты женат, Джейк?
Я коротко смеюсь, как будто она пошутила.
— Ну?
— Можете сказать мне, почему вы вызвали скорую помощь?
— А-а-а! Не уходите от вопроса!
Она зажигает несколько свечек-таблеток и не глядя выкидывает спичку на коврик; пока она летит, пламя гаснет, но я все равно на всякий случай смотрю вниз.
— Я не ухожу от вопроса, Шэрон.
— Так что ответишь, красавчик?
— Я просто думаю, что это неважно.
— Я вижу кольцо сквозь перчатку!
Она ставит свечки в керамические аромалампы, капает в них масло и с наслаждением втягивает в себя воздух.
— Видишь, какая я умная? Я могла бы быть твоим боссом.
— Наверняка могли бы.
— Вы все одинаковые. Вы заходите с таким выражением на лице, как будто ждете не дождетесь, когда можно будет уйти. Ждете не дождетесь, пока можно будет свалить, правда?
— Это не так.
— Вы думаете, я дура.
— Шэрон, я просто стараюсь сосредоточиться на главном.
— И что у нас главное?
— Почему вы не скажете мне, что произошло? Вы до сих пор мне не сказали, почему вы звонили.
— Вот что я тебе скажу, Джейк. Тебя правда так зовут? Я скажу, почему звонила, если ты мне улыбнешься. Ты же милашка, правда? Как маленький мальчик-хорист. Но такой серьезный. Всего одну улыбку. Ты подаришь мне улыбку, Джейк? Всего одну?
— Шэрон…
— Пол-улыбки? Одной левой стороной лица?
Она тыкает в щеку указательным пальцем и растягивает губы в ровную, лишенную эмоций полоску.
— Видишь? Это несложно.
Может быть, в какой-нибудь другой день или другую ночь у меня были бы силы улыбнуться. Ублажить Шэрон, смазать механизм, может быть, чуть-чуть подразнить ее, но не сильно, только чтобы потешить ее самолюбие и выяснить, какой зуд заставил ее набрать номер.
Со временем — а время все идет и идет — Шэрон становится все агрессивнее. Она туманно рассуждает о попытках нанести себе вред, смутно намекает на перенесенные несправедливости и хаотичную личную жизнь. Отмененные встречи с соцработниками, неприветливые беседы с консультантами из соцзащиты, злые сообщения, оставленные на автоответчике в три часа ночи. Сотни причин, почему все всё понимают неправильно. Но она не отвечает на прямые вопросы, не говорит, зачем мы здесь, а в ответ на любое мое предположение пренебрежительно фыркает: отказывается от поездки в больницу, настаивает на том, что позвонить некому, поднимает на смех любые попытки передать ее бригаде психиатрической скорой помощи и утверждает, что прибегала ко всем доступным ресурсам, но никто так и не смог ей помочь.
— Шэрон, у вас есть какие-нибудь заболевания?
— Ты же знаешь, что есть.
— Какие?
— Психические, психические. Сплошная гребаная психиатрия.
— Какие именно?
Она презрительно щурится, хлопает ладонью по подлокотнику кресла.
— У меня дисбаланс химической активности мозга, поняли? Я не выдумываю. Не пытаюсь привлечь к себе внимание.
Она поднимается и начинает ходить туда-сюда.
— Я ни в коем случае так не думаю, Шэрон. Вам ставили какой-либо конкретный психиатрический диагноз?
— Ха! Как будто вы не знаете! Меня все знают. Все знают Шэрон Смит.
Она запускает руку за диван. Полицейский делает шаг вперед, и это, судя по всему, ее веселит:
— Не беспокойтесь, господин полицейский!
Выуживает кошку из укрытия, поднимает широким, драматическим жестом, как будто собралась ее выкинуть, позволяет ей угнездиться на согнутой руке, утыкается носом ей в макушку и чешет ей за ушами.
— У тебя есть дети, Джейк?
— Прошу прощения, что?
— У тебя дети есть?
— Шэрон, вы же вызвали скорую не ради того, чтобы расспрашивать меня о детях, правда?
— Разве? А ты откуда знаешь?
— Почему вы не скажете мне, в чем дело?
— Как их зовут?
Кошка громко мурлычет.
— Шэрон, мы так далеко не уедем, правда?
— Ты боишься мне сказать? А что я, по-твоему, сделаю? Приеду к тебе домой и уведу их? Изнасилую? Украду твоих гребаных детей? Как у меня украли?
Она роняет кошку на пол и указывает мне в лоб. Лицо искажается гневом.
— Можешь себе такое представить? Что кто-то заберет твоих детей? Из-за того, что сделал кто-то другой? Из-за того, что кто-то с ними сделал. А меня тут оставили одну. В мой сраный день рождения. Пить персиковую водку и пытаться перерезать себе глотку. Опять. Да! Так и есть! Опять! Вечно угрожаю! И зову на помощь, а ко мне на порог заявляется полиция, у всех на виду. О, к Шэрон опять приехала полиция! Что она на этот раз натворила? Влепилась на машине в фасад? Разгромила квартиру? Подожгла занавески? Хотите знать мой диагноз? Вот он!
Она хватает пачку таблеток и швыряет их через всю комнату. Я ловлю ее и пытаюсь рассмотреть название, и тут –
— Вот!
Мимо меня пролетает вторая пачка. И третья.
— Вот!
Она кидает в меня лекарства, пачку за пачкой.
— Вот! Вот! Вот! Вот! Вот! Вот!