Власти всячески пытались пресечь подобные разговоры, считая их «восхвалением западного образа жизни». Но совершенно остановить распространение такой информации не могли, поскольку ради этого пришлось бы репрессировать и побывавших за границей фронтовиков. Однако изолировать бывших пленных и остарбайтеров пытались. После войны все эти люди оказались носителями невидимого клейма «неполноценных» граждан. Клеймо помещалось в хранившихся у «кадровиков» анкетах, где после войны появился пункт о пребывании в плену или оккупации. У тех, кто там побывал, практически не имелось шансов на профессиональную карьеру или обучение в престижном вузе, а коммунисты, побывавшие на оккупированной территории во время войны, исключались из партии (они составили 29,2 % «вычищенных» из ВКП(б) в 1945–1947 гг.).
Крушение надежд
При описании победного мая 1945 г. главное слово во всех тогдашних письмах и дневниках – «надежда». Надежда не просто на восстановление довоенной жизни, но на ее переустройство. Даже такие опытные царедворцы, как «красный граф» Алексей Толстой, были уверены, что «после мира будет нэп, ничем не похожий на прежний нэп… Будет открыта возможность личной инициативы, которая не станет в противоречие с основами нашего законодательства и строя, но будет дополнять и обогащать их. Будет длительная борьба между старыми формами бюрократического аппарата и новым государственным чиновником, выдвинутым самой жизнью. Победят последние. Народ, вернувшись с войны, ничего не будет бояться. Он будет требователен и инициативен. Расцветут ремесла и всевозможные артели, борющиеся за сбыт своей продукции. Резко повысится качество. Наш рубль станет международной валютой. …Китайская стена довоенной России рухнет». В немалой степени исполнение надежд, как писал фронтовик Виктор Некрасов, связывалось с тем, что Сталин «понял теперь всю силу народа, понял, что нельзя его больше обманывать».
Народ действительно довольно энергично выразил стремление к новой жизни. Началось движение за возвращение домой в среде эвакуированных и мобилизованных рабочих. Характерную картину рисует тревожный доклад Ростовского обкома ВКП(б): «Поступающие за последние дни мая месяца сигналы с отдельных предприятий оборонной промышленности свидетельствуют, что отдельные мобилизованные в период войны рабочие ошибочно считают свою работу на предприятиях, шахтах, стройках уже законченной, делают прогулы, настаивают на освобождении от работы, а некоторые встают на путь дезертирства». Рабочих уже не пугали суровые наказания за нарушение трудовой дисциплины, поскольку указ об амнистии в связи с победой над Германией, опубликованный 7 июля 1945-го, был воспринят как предвестник близкой отмены репрессивных рабочих законов 1940 г.
Особенно тяжелы были условия жизни рабочих эвакуированных предприятий. Комиссия ЦК ВКП(б), изучившая в сентябре – октябре 1945 г. положение на ряде оборонных заводов, сделала, например, такое заключение по танковому заводу в городе Омске: «Проверкой установлено, что настойчивые требования рабочих возвращения на прежнее место жительства вызываются тяжелыми жилищными условиями, неудовлетворительным снабжением одеждой и обувью и продуктами питания… Дома и общежития совершенно не благоустроены и не приспособлены к зимним сибирским условиям… Рабочие и их семьи испытывают исключительно острую нужду в одежде, обуви и белье. За 1945 г. на одного работающего в среднем выдано готовых швейных изделий – 0,38 штуки и обуви – 0,7 штук. Некоторые рабочие обносились до того, что не могут показаться в общественном месте». Мириться с такими условиями жизни в мирное время рабочие были уже не готовы. Начались «волнения», особенно внушительные на заводах Урала и Сибири, где работали в основном эвакуированные.
Для крестьян надежды на перемены к лучшему связывались с изменением колхозной системы. Формальная «добровольность» колхозного хозяйства в годы войны окончательно улетучилась. Колхозы превратилась в зону тяжелого и почти не оплачиваемого подневольного труда. Колхозники, не выполнявшие новых, повышенных в 1942 г. «минимумов трудодней», приговаривались к исправительно-трудовым работам в тех же колхозах на срок до шести месяцев с удержанием четверти заработка в пользу колхоза. Заработок этот, впрочем, был в значительной степени формальностью – из-за принудительных хлебозаготовок во многих колхозах крестьяне за свой труд в общественном хозяйстве вообще ничего не получали. По подсчетам Елены Зубковой, «в целом по СССР в 1946 году 75,8 % колхозов выдавали на трудодень меньше 1 кг зерна, а 7,7 % – вообще не производили оплату зерном. В Российской Федерации колхозов, оставивших без хлеба своих колхозников было 13,2 %, а в некоторых областях России, например Орловской, Курской, Тамбовской, колхозов, не выдавших колхозникам зерна по трудодням, было от 50 до 70 %».