На Украине прогерманские настроения были еще сильнее, чем в России и Белоруссии, но и там немцы не попытались создать союзную им украинскую армию и национальное правительство. На подобные предложения офицеров вермахта Гитлер отвечал: «Вы в этом ничего не понимаете. Россия – это наша Африка, русские – это наши негры». Между тем предложения создать прогерманское правительство России выдвигались и русскими, причем задолго до появления в немецком плену генерала Андрея Власова. 12 декабря 1941 г. плененный под Вязьмой генерал-лейтенант Михаил Лукин (в плен он попал тяжелораненым, в бессознательном состоянии, немецкие врачи ампутировали ему ногу; протокол его допроса был опубликован только в 1994-м) на допросе заявил: «Если у крестьянина сегодня нет никакой собственности и он в лучшем случае (в Сибири) получает 4 кг хлеба на трудодень, если средний рабочий зарабатывает 300–500 рублей в месяц (и ничего не может купить на эти деньги), если в стране царят нужда и террор и жизнь тускла и безрадостна, то понятно, что эти люди должны с благодарностью приветствовать освобождение от большевистского ига. Хорошо живется только высшим советским функционерам… и евреям. Несмотря на это, я не верю ни в организованное, ни в стихийное восстание на русской стороне, уж очень обескровлен народ. Все, что в течение двух десятилетий поднималось против красных властителей, уничтожено, сослано либо умерло… Поэтому толчок должен произойти исключительно извне, т. е. вы силой должны опрокинуть организованную власть, не рассчитывая при этом на какую бы то ни было поддержку со стороны русского руководства или русского народа, как бы сильна ни была его ненависть к большевизму… Если вы сформируете русское правительство, вы тем самым вызовете к жизни новую идею, которая будет работать сама на себя. Народ окажется перед лицом необычной ситуации: есть, значит, русское правительство, которое против Сталина, а Россия все еще жива; борьба направлена только против ненавистной большевистской системы; русские встали на сторону так называемого врага – значит, перейти к ним – не измена родине, а только отход от системы. Тут возникают новые надежды!»
Такие надежды у многих действительно возникали, особенно ввиду допущения в городах мелкого частного предпринимательства, напоминающего времена нэпа. Этот дух хорошо передают воспоминания Елены Скрябиной, эвакуированной из блокадного Ленинграда в Пятигорск незадолго до прихода туда немцев: «Большая часть населения Пятигорска «приняла» немецкую оккупацию. Произошло это в основном потому, что немцы предоставили полную свободу частному предпринимательству. Процветают не только частные предприятия, но даже и отдельные коммерсанты: они пекут пирожки и продают их на рынках, предлагают свою продукцию в рестораны и кафе, работают в тех же ресторанах официантами и поварами, торгуют квасом и минеральной водой. Знающие немецкий язык работают в немецких учреждениях переводчиками и курьерами, за что в дополнение к зарплате получают еще и продовольственные пайки. В церквах идут службы, венчания, крещения. Приводятся в порядок церкви и цветники. Открыты театры. Они всегда переполнены, и билеты нужно заказывать за несколько дней до спектакля».
Но к концу 1942 г. надежды рухнули окончательно. Прежде всего, как свидетельствует Мэттэ, «зверское обращение с русскими военнопленными и массовая их гибель в лагерях… вызвали большое озлобление против немцев и среди значительной обывательской части».
Не оправдались и надежды на возвращение свободы крестьянского труда и прав собственности. Закон о новом порядке землепользования был объявлен только 16 февраля 1942 г. Формально колхозы упразднялись, но от этого крестьянину легче не становилось. Вся земля поступала в ведение германского сельскохозяйственного управления и должна была обрабатываться крестьянскими общинами под руководством управляющих. В общинах устанавливалась круговая порука в несении денежных и натуральных податей. Переход к подворным личным хозяйствам разрешался лишь в тех общинах, которые не имели недоимок по натуральным поставкам. Крестьяне обязаны были ежегодно сдавать 90 кг зерна с 1 гектара пахотной земли (примерно пятая часть тогдашнего урожая), 4 кг куриного мяса, 100 яиц и 360 литров молока со двора. Выполнить эти, казалось бы, не очень тяжкие нормы было невозможно, поскольку немецкие управляющие часто привлекали крестьян с лошадьми на принудительные работы (ремонт дорог, гужевая повинность), не сообразуясь с хозяйственным циклом, а за невыполнение поставок и гужевой повинности грозили суровые репрессии.