Выпускной бал в чистилище

А потом он шагнул прямо к ней, склонился к ее губам. Его дыхание коснулось ее лица, и в нем, как и в ее собственном дыхании, было предчувствие и желание. Он выпустил ее пальцы, скользнул ладонями по гладкой коже ее рук вверх к плечам, обхватил ее лицо. Чуть приподнял ее подбородок и почти коснулся губами ее губ, оставляя пространство, в котором мог уместиться лишь краткий шепот:

– Мэгги?

Ее имя было вопросом, и она тут же прошептала ответ:

– Джонни.

И тогда шепот исчез, а вместо него зазвенело в ушах, и она услышала биение сердца в груди. Он целовал ее как безумный. Он выпустил ее лицо, обхватил ее руками за талию, оторвал от земли, впился ртом в ее губы, и их поцелуй был так же совершенен, как тишина вокруг. Мир пошатнулся, и Мэгги качнулась вместе с ним, отклоняясь от привычного хода вещей, но во всем совпадая с парнем, которого держала в объятиях.

– Вот оно… – Джонни, задыхаясь, оторвался от ее губ, – оно… ты это почувствовала?

Мэгги смотрела на него, тяжело дыша, выжидая.

– Дежавю, – в один голос проговорили они.

Джонни помотал головой, словно пытаясь привести мысли в порядок.

– Время передумало, – прошептал он.

– Переключилось с того, что было, на то, что есть здесь и сейчас, – в тон ему прошептала Мэгги.

* * *

Аккумулятор шевроле сел, но им не было до этого дела. Джонни сказал, что утром у въезда, к северу от водохранилища, будет дежурить служитель: теперь уже здорово потеплело, и по воскресеньям к воде съезжаются отдыхающие. Он попросит служителя помочь им, зарядит аккумулятор от его машины, и они сразу вернутся в город.

Спустилась ночь. До начала лета оставалось еще чуть больше месяца, и Мэгги внезапно почувствовала, как замерзли ее голые руки и плечи, и порадовалась, что все-таки не сняла чулки, от которых так мечтала избавиться всего пару часов назад.

Джонни достал с заднего сиденья машины еще одно колючее одеяло, укутал Мэгги в свой блейзер. Они легли рядом на одно одеяло, а вторым укрылись. Он притянул ее к себе, и она ощутила его тело, прижавшееся к ее спине, его подбородок у своего затылка, его руку, на которой лежала ее голова. От одеял пахло машинным маслом и мастерской, но Мэгги была слишком счастлива, чтобы это могло ей помешать. Ее глаза закрывались. Она верила, что объятия Джонни надежно защитят ее от натиска времени.

– Как удержать блондинку в неопределенности? – зевнув, проговорила Мэгги и прикрыла усталые глаза.

– Как?

– Я тебе завтра расскажу…

Джонни рассмеялся. Мэгги почувствовала, как мышцы его руки играют у нее под щекой.

– Да уж, Бонни! Ты определенно свернула с праведного пути. Украла машину, сбежала от полиции, а теперь ночуешь в объятиях незнакомца. И все это за один-единственный вечер.

– Что ж, Клайд, думаю, ты прав… но ты сам помог мне удрать от полиции, предоставил в мое распоряжение свой автомобиль, а теперь собираешься заночевать рядом с настоящей преступницей.

Он засмеялся, и Мэгги ощутила, как его дыхание взъерошило ей волосы на затылке. Она сонно улыбнулась. Нет, глаза никак не хотят открываться.

– Мне нравится, когда ты зовешь меня Бонни, – пробормотала она.

– Почему, Бонни?

– Так называл меня папа. Хулиганка Бонни, – со вздохом призналась Мэгги. – Это напоминает мне о нем.

– Хулиганка Бонни?

Мэгги кивнула, из последних сил борясь со сном.

– Мэгги, где твои родители?

Она ответила не сразу, и Джонни решил, что она заснула. Так что он вздрогнул, когда она тихо проговорила сквозь сон:

– Они еще даже не родились… а когда я вернусь, их уже не будет в живых.

Голос Мэгги смолк, и она, не произнеся больше ни слова, крепко уснула.

Джонни лежал рядом с ней, прижимая к себе ее сонное тело, и пытался распутать клубок, в котором сплелись и необыкновенная девушка в его объятиях, и то странное, пугающее чувство, которое он к ней питал. Она была красивой, но красоток вокруг него всегда было хоть отбавляй. Она была веселой, чудной, непохожей на других девушек, с которыми он прежде встречался. Но даже это не могло объяснить, почему за столь короткое время он так отчаянно привязался к ней. Сон не шел к нему до тех самых пор, пока на востоке над горизонтом не зарозовели первые солнечные лучи и птицы не защебетали, встречая утро. Только тогда он погрузился в изможденное забытье, в котором его не тревожили даже сны.

14

Время молчать