Отец, мы видимся все реже-реже,в годок – разок.А Каспий усыхает в побережьеи скоро станет – как сухой морской конек.Ты дал мне жизнь. Теперь спасаешь Каспий.Как я бы заболел когда-нибудь,всплывают рыбы с глазками как капсюль.Единственно возможное лекарство –в них воды Севера вдохнуть!И все мои конфликтовые смуты –«конфликт на час»пред этой, папа, тихою минутой,которой ты измучился сейчас.Поможешь маме вытирать тарелки…Я ж думаю: а) море на мели,б) повернувшись, северные рекиизменят вдруг вращение Земли?в) как бы древних льдов не растопили…Тогда вопрос: не «сколько ангелов на конце иголки?», носколько человечества уместится на шпилеЭмпайр Билдинг и Останкино?
Заплыв
Передрассветный штиль,александрийский час,и ежели про стиль –я выбираю брасс.Где на нефрите бухтпо шею из воды,как Нефертити бюст,выныриваешь ты.Или гончар какойнаштамповал за мигнаклонный частоколста тысяч шей твоих?Хватаешь воздух ртомнад струйкой завитой,а главное потом,а тело – под водой.Вся жизнь твоя, как брасс,где тело под водой,под поволокой фраз,под службой, под фатой…Свежо быть молодой,нырнуть за глубинойи неотрубленнойсмеяться головой!..…Я в южном полушариина спиночке лежу –на спиночке поджареннойваш шар земной держу.
«Проснется он от темнотищи…»
* * *
Проснется он от темнотищи,почувствует чужой уюти голос ближний и смутивший:«Послушай, как меня зовут?»Тебя зовут – весна и случай,измены бешеной жасмин,твое внезапное: «Послушай…» –и ненависть, когда ты с ним.Тебя зовут – подача в аут,любви кочевный баламут,тебя в удачу забывают,в минуты гибели зовут.
Свет вчерашний
Все хорошо пока что.Лишь беспокоит немногоЛамповый, непогашенныйсвет посреди дневного.Будто свидетель лишнийили двойник дурного –жалостный, электрическийсвет посреди дневного.Сердце не потому лисчастливо, но в печали?Так они и уснули.Света не выключали.Проволочкой накалившейсятем еще безутешней,слабый и электрическийс вечера похудевший.Вроде и нет в наличии,но что-то тебе мешает.Жалостный электрическийк белому примешался.