Его взгляд, один только взгляд, когда он услышал ее слова. Вот что я хочу забыть. Вот чего не могу забыть. Его взгляд, обращенный к собственному ребенку.
Я сказала малышке: «Постыдись! Что это на тебя нашло?» – сердито, но в то же время прижимая ее к себе, потому что и я испугалась. Испугалась, да так, что меня затрясло.
Он отвел глаза в сторону и сказал что-то вроде: «Наверное, ей что-то приснилось» – и к тому все и свел. Попытался свести. И я тоже. Я рассердилась на мою малышку, потому что она стала до смерти бояться собственного отца. И ни я, ни она не могли ничего с этим поделать.
Его не было целый день. Я думаю, он все знал. Луна уже гасла.
Внутри было темно и жарко, и мы все уснули, а потом меня снова что-то толкнуло. Его не было рядом со мной. Я прислушалась и услыхала легкий шорох у входа. Я поднялась, потому что терпеть это больше не было сил. И пошла туда, там был свет, резкий солнечный свет, проникавший снаружи. Я увидела, что он стоит рядом с домом в высокой траве. Он опустил голову, а потом сел, будто вдруг устал, и смотрел на свои ноги. Я не вышла, я замерла и ждала – не знаю чего.
Я увидела то, что увидел он. Я увидела перемену. Изменились сначала ноги. Они стали вытягиваться; каждая нога вытягивалась, выпрямляясь, пальцы ног выпрямлялись, вытягивались, ноги стали толще и побелели. На них не осталось волос.
На всем теле исчезли волосы. Будто они таяли под лучами солнца и растаяли наконец. Он стал белым, как кожа у червяка. И повернулся ко мне лицом. Оно менялось у меня на глазах. Делалось площе и площе – плоский широкий рот, он оскалил тупые и плоские зубы, нос – как мягкая шишка с дырочками ноздрей, уже не было видно ушей, глаза его поголубели – голубые, с белыми уголками, они смотрели прямо на меня с этого мягкого, плоского, белого лица.
И тогда он поднялся, встал на две ноги.
Я увидела его, я должна была его увидеть, единственного и любимого, превратившегося в ненавистное нечто.
Я не могла двинуться с места. Я прижалась к земле в проходе, меня колотила дрожь, в горле клокотало рычанье, и оно вырвалось диким и страшным воем. Воем скорби, и воем страха, и воем-зовом. И его услышали все, даже сквозь сон, и они проснулись.
Нечто вглядывалось и всматривалось, нечто, в которое превратился мой муж, склоняло лицо к двери нашего дома. Смертельный страх не давал мне тронуться с места, но за спиною проснулись дети, захныкала младшая. И меня захлестнула ярость матери. Я зарычала, рванулась вперед.
Человек огляделся. Те, что приходят сюда от людских жилищ, носят ружья. Он был без ружья. Но одной своей длинной лапой он поднял тяжелую упавшую с дерева ветку и ткнул ею прямо в наш дом, в меня. Я зажала конец этой ветки в зубах, пытаясь вытолкнуть ее вон и вырваться из дому, потому что знала: человек, если сможет, убьет моих малышей. Но уже бежала сестра. Я видела, как она несется прямо на него с низко опущенной головой, со вздыбленной на загривке шерстью, а глаза ее были желты, как зимнее солнце. Он повернулся, замахнулся веткой, чтобы ударить ее. Тут я выпрыгнула из дома, обезумев от ярости и страха за детей, и ко мне бежали другие, отвечая на зов, – собиралась вся стая, в слепящих и жарких лучах полдневного солнца.
Человек оглянулся кругом, закричал во весь голос, замахал на нас своей веткой. А потом он сдался и побежал, направляясь к голым полям и к пашням, вниз по склону горы. Он бежал на двух лапах, подскакивал и петлял, а мы бежали за ним.
Я бежала последней, потому что ни гнев, ни страх еще не заглушили любовь. Я увидела на бегу, как его повалили на землю. Сестра схватила за горло зубами. Когда я добежала, он был уже мертв. И все отодвинулись, ощутив странный вкус крови и запах. Молодые ежились от страха, некоторые скулили, а моя сестра терла и терла передними лапами губы, пока не исчез этот привкус. Я подошла к нему поближе. Я надеялась, что заклятье, что это проклятье теперь, когда он уже умер, исчезнет и что мой муж снова примет свой облик – живой или мертвый, мне все равно, мне бы только увидеть того, кого я любила, увидеть, каким он был, единственным и прекрасным. Но там лежал мертвый человек, белый и окровавленный. Мы отодвигались от него все дальше и дальше, и повернулись, и побежали вверх по склону, в горы, обратно в лес, в леса теней, и сумерек, и благословенной тьмы.
Забирающая имена