– Сотворил этот мир. Все это – Чудри, сино, бути, ндифа. Ты видела его во сне. Пятнадцатилетний подросток в очках, скорее всего прыщавый, с худыми щиколотками. Благодаря тебе я тоже на миг увидел его твоими глазами. Щуплый, застенчивый, с ленцой. Читает книжки, мечтает и в мечтах видит накачанного блондина, неотразимого красавца, героя, который без устали охотится, разит соперников и ублажает женщин. Он грезит этим героем, воображает себя им, и его грезы воплощаются в этом мире.
– Рам, прекрати.
– Так это ты с ним разговаривала, не я! Ты спросила его: «Кто тебя бил?» Но он не мог ответить, потому что не слышал тебя. Он не осознает своих желаний, хотя полностью поглощен, одержим ими. Он вообще ничего не видит и не слышит, кроме них, и потому создает свой мир. Ведь только тот, кто свободен от желаний, ничего не хочет ни от этого мира, ни от следующих.
Тамара вернулась к своему сновидению, словно оглянулась через плечо.
– Он говорит по-английски, – неохотно признала она.
Рамчандра кивнул. Его невозмутимость, поощрительный, слегка шутливый тон приободрили ее. Все-таки увлекательное это занятие – лежа бок о бок, вместе рассматривать один и тот же глупый сон.
– Он записывает, – сказала Тамара, – записывает все свои фантазии о ндифа. Рисует карты и все прочее. Многие дети так делают. И некоторые взрослые тоже…
– Возможно, он завел специальную тетрадь – словарь выдуманного языка. Интересно было бы сравнить его с моими записями.
– Гораздо проще найти его и посмотреть эту тетрадку.
– Да, но он не знает ндифского, на котором говорят Старики.
– Рамчандра.
– Да, любимая.
– По-твоему, из-за того что какой-то подросток где-нибудь… где-нибудь в Топике записывает в тетрадку всякую чепуху, на расстоянии в тридцать один световой год появляется планета с растительностью, животными и людьми? И она существовала всегда? Из-за мальчишки и его тетрадки? А как насчет паренька с тетрадкой в Скенектади или Нью-Дели?
– Все так и есть!
– Ты городишь еще большую чепуху, чем Билл Копман.
– Почему?
– Время, оно… И пространства на такое количество миров не хватит.
– Хватит. И времени, и пространства. Галактики, вселенные суть бесконечность. Миры бескрайни, временные циклы вечны. Для всего хватит места, для всех грез и желаний. Этому нет конца. Миры бесконечны. – Голос Рама звучал как будто издалека. – Бил Копман мечтает, – продолжал он, – и Бог танцует, Боб умирает, мы занимаемся любовью.
Тамара вспомнила невидящее, проникнутое мечтами лицо юноши: оно заполняло собой все вокруг, и не было ни пути, ни способа его обойти.
– Рамчандра, скажи, что ты просто шутишь, – взмолилась она; ее била дрожь.
– Я просто шучу, Тамара, – улыбнулся он.
– Если это не шутка, я не выдержу. Застрять на этой планете, в чьей-то фантазии, в чужом, выдуманном, параллельном мире – называй как угодно.
– Почему застрять? Свяжемся с Анкарой, за нами пришлют челнок; если захотим, следующим рейсом улетим на Землю. Ничего не изменилось.
– Но сама мысль о том, что мы находимся в чьем-то мире… А вдруг… вдруг, пока мы еще тут, Билл Копман проснется?
– Лишь раз в тысячу тысяч лет душа просыпается ото сна, – печально произнес Рамчандра.
Почему его это печалит? – про себя удивилась Тамара; наоборот, это же хорошо. Поразмыслив, она окончательно утешилась.
– Не может же все целиком зависеть только от него, даже если он это придумал, – вслух сказала она. – Незаселенные места на его картах просто белые пятна, но ведь там кипит жизнь, там полно животных, деревьев, папоротников, насекомых… Реальность главнее, так? А старики и старухи – они ведь не… не могут сниться Биллу в эротических снах. Вероятнее всего, он вообще не знает никого из пожилых людей, они ему неинтересны. Поэтому они становятся свободными.
– Да. И сами начинают рисовать мир для себя. Думать, изобретать слова. Создавать историю.
– Думает ли он когда-нибудь о смерти?
– Разве кто-то вообще способен думать о смерти? Можно только встретить ее. Как Боб. Интересно, а можно ли мечтать о сне?
Приглушенный дымчато-серый свет стал ярче: тучи редели и безмолвно уплывали на восток.
– Во сне он показался мне взволнованным, – пробормотала Тамара. – Напуганным. Он как будто… как будто чувствовал, что виноват и… Боб искупил эту вину за него.
– Тамара, Тамара, ты, как всегда, на шаг впереди меня. – Рамчандра уткнулся лицом в ложбинку между ее грудей.
Она провела рукой по его волосам.
– Рамчандра, – сказала она, – я хочу домой. Подальше отсюда. Обратно в реальный мир.
– Давай сначала улетишь ты, а я следом.
– Ах ты, хитрюга! Шутник, обманщик, танцор, с виду такой трусишка, а сам ведь ни капельки не боишься!
– Уже не боюсь, – едва слышно проговорил он.
– И давно ты все понял про это место? Еще тогда, когда танцевал с Бро-Капом и остальными?