Глава 16. Дождь
Терять друзей – всегда больно. Даже если они тебя предали. Ведь когда они были друзьями, они не были предателями.
Арина разучилась улыбаться, жила как-то автоматически, в сером мороке безразличия, дома беспрекословно выполняла всё, о чём её просили, и уходила в свою комнату.
– Опять вышивать взялась, а что – не показывает. Зайдёшь к ней, она пяльцы в корзинку убирает, в школу уходит – прячет куда-то, – рассказывала Вера мужу.
Вечеслов прочитал жене суровую отповедь:
– Прячет – значит, не хочет, чтобы мы видели. Может, сюрприз готовит.
– Да ведь она все субботы сидит! Все воскресенья!
– Пусть сидит. Что тебе не нравится? Хочешь, чтобы она с парнями в чужих подъездах отиралась?
Вера замолчала. Спорить с мужем нельзя, даже когда он не прав: после второго инфаркта врачи категорически запретили ему волноваться.
Постучала в Аринину дверь.
– Аринка, я спросить хочу…Ты институт-то выбрала уже? Может, надо репетитора нанять?
– Выбрала. Медицинский. Не надо репетитора, я справлюсь, – улыбнулась Арина.
Высших учебных заведений в Твери насчитывалось четыре: Тверской государственный университет имени Витте, Тверской государственный медицинский университет, Тверской государственный технический университет и Тверская государственная сельскохозяйственная академия. У Веры Илларионовны отлегло от сердца: от Осташкова до Твери на машине два часа, на автобусе три. Автобус ходит редко, зато маршрутки – регулярно. До дома Арина доедет без проблем, в случае чего.
«Случай чего» заключался в наступившей после весенних каникул депрессии, из которой девочку вытаскивали таблетками и капельницей, для чего пригласили врача из Маргаритиной клиники неврозов. Вечеслову врач, по просьбе Веры Илларионовны, сказал, что у девочки расшатались нервы от повышенных нагрузок и что в капельнице витамины. Арине было объявлено: «Больше никакого ансамбля и никаких танцев!», ответом был равнодушный кивок.
Ремиссия, о которой врач говорил, что она «стойко стабилизированная», оказалась временной, и 31 мая наступил рецидив. Арина отказывалась подходить к телефону, плакала, закрывшись в своей комнате, и почти не ела. На вопрос Ивана Антоновича, что с ней случилось, сорвалась на крик: «Да ничего не случилось! Что вы ко мне пристали? Что вы душу из меня вынимаете? Лучше бы в приюте меня оставили, вам спокойнее было бы… Ну что?! Что уставился? Уйди! Без тебя тошно!»
Иван Антонович приступил с вопросами к жене. Скрывать Аринину биполярку стало невозможно. Новость полковник переживал тяжело, пил сердечные лекарства и повторял как заклинание: «Но ведь можно же вылечить? Можно ведь вылечить, что ж мы раньше-то не лечили, Верочка, что ж ты молчала, неужели думала, что у меня любви не хватит на девчонку? Как ты подумать могла!»
Второй инфаркт Вечеслов перенёс на ногах: разрыв сердечной мышцы был микроскопическим и пришёлся по постифарктному рубцу. От госпитализации полковник отказался: «Дома отлежусь, дома и стены лечат». И действительно отлежался и встал.
На домашнем совете Арину решили не трогать. Добиться от неё каких-либо объяснений было невозможно. Хорошо, хоть таблетки пьёт, не отказывается. И занимается, не бездельничает. И не срывается больше, держится, значит, на убыль пошло, радовался Иван Антонович. Вера Илларионовна молчала. Второй инфаркт за пять лет, и оба из-за Арины. Третий, врачи говорят, будет последним.
◊ ◊ ◊
Двадцать пятого мая для одиннадцатых классов традиционно провели церемонию «Последнего звонка». Сюрпризом стал поход в лесничество, где посреди поляны, прямо на траве лежали молодые берёзовые саженцы. Каждый выбрал себе берёзку, чтобы посадить на школьном дворе. За дело взялись с воодушевлением, лопат хватило всем, на вёдра была очередь.
Арина повязала на своё деревце шёлковую ленточку. Пять дней она приходила к берёзке «в гости», гладила по листочкам, поливала удобрениями для плодовых деревьев и обещала заботиться, пока деревце не подрастёт. О детях надо заботиться, а она совсем малышка…
На шестой день берёзка исчезла.